КРИТЕРИЙ ОТБОРА

В отличие от других учреждений, тут не практиковали разовых пропусков. Пожилой охранник в форме гестаповского образца сообщил, что за мной придут. Эта формулировка вызывала неприятные ассоциации, но от комментариев я воздержался.

Человек, который «пришел за мной», имел внешность бойца Объединенных Вооруженных Сил Земли, героически отражающих натиск инопланетных агрессоров: мужик громадного роста и с голосом, подобным грохоту кувалды по железу. Даже стандартный костюм в серую полоску не портил это впечатление.

Он пожал мою руку с таким агрессивным напором, словно я прибыл помериться с ним силами в армрестлинге, представился как Филипп Сергеевич Тюбин и привел меня в административный корпус к двери, на которой висела простенькая табличка с трехзначным номером, предложив:

– Заходите и чувствуйте себя, как дома.

Однако, помещение за дверью на роль жилища явно не годилось. Это была, скорее, полевая лаборатория по испытаниям какой-то техники: ряды мониторов и пультов, толстые жгуты кабелей, стопки принтерных распечаток вперемежку со слесарными инструментами, стаканы с мутными остатками загадочных жидкостей. Пахло никотином, жженой канифолью и архивными бумагами. Людей в комнате не оказалось, словно наш приход заставил их спасаться бегством.

Тюбин усадил меня в громоздкое кресло, достал из несгораемого шкафа толстенную папку и, усевшись напротив, впился в меня инквизиторским взглядом.

— Итак, вы пишете фантастику, — констатировал он.

— Есть такой грех, — вяло откликнулся я.

— А о Марсе вы писали?

— В общем-то, только один рассказ…

— Неважно! Главное – вам близка тема освоения других планет. Именно поэтому мы и пригласили вас стать нашим консультантом. – Я поднял брови, и он торопливо добавил: — Разумеется, нештатным и временным… Не беспокойтесь, это будет оформлено договором, и мы заплатим вам гонорар независимо от результата вашей работы…

Однако, удивлялся я не этому.

Накануне, когда Тюбин позвонил мне и пригласил в их Институт, я поинтересовался, чем могу быть полезен научному заведению, которое, судя по его названию, решает исключительно медицинские и биологические проблемы. «Нам нужно, чтобы вы дали нам одну консультацию», туманно сказал мой собеседник. А в ответ на мои возражения в том смысле, что к медицине я имею отношение, лишь когда болею, пояснил: «Вы нам нужны как писатель-фантаст». И я решил, что это будет одноразовый визит…

— А почему — именно я? Ведь есть же более известные фантасты, которые пишут и о Марсе, и о других планетах Солнечной системы. Кстати, среди них и медики по образованию имеются…

— Не скромничайте, Владимир Леонидович, — укоризненно повертел головой здоровяк. –Кстати, вам не придется ходить сюда ежедневно. Вот здесь, — он хлопнул по папке, — собраны все необходимые материалы. Вы должны ознакомиться с ними и дать нам одну рекомендацию. Причем не обязательно – в письменном виде. Можете сделать это устно, только не по телефону… Да вам же и самому будет интересно поломать голову над нашей проблемой. Тем более, что вы ничем не рискуете и ничего не теряете – кроме времени, разумеется…

Здесь, наверное, было бы уместно осведомиться: «А что я от этого буду иметь, помимо вашего мифического гонорара?». Однако в детстве меня, видимо, неправильно воспитывали, и я задал другой вопрос:

— Ну, и в чем же заключается ваша проблема?..

Я всегда страдал стойким нежеланием следить за событиями в мире и стране, и то, что рассказал мне заведующий лабораторией экспериментально-космических исследований Института медико-биологических проблем РАН Ф. С. Тюбин, явилось для меня полной неожиданностью.

Оказывается, ИМБП, в функции которого входило научное обеспечение космических проектов, участвовал в подготовке пилотируемого полета на Марс, намеченного на 2015 год. Члены этой экспедиции должны были совершить посадку на Красную планету, развернуть там станцию базирования, провести ряд изысканий и экспериментов, а затем, когда им на смену прибудет следующая группа исследователей, вернуться на Землю. Общая продолжительность каждой марсианской миссии должна составлять, как минимум, семь-восемь лет. Институту было поручено сформировать шестерку счастливчиков, которые первыми ступят на марсианский песок. При этом нужно было обеспечить максимальную психологическую совместимость членов экипажа.

С этой целью был начат эксперимент под названием «Марс-2015». Его участникам предстояло провести в модуле, имитирующем «марсианскую» станцию, четыре года. Всего было сформировано шесть команд по шесть человек. Отбор производился по тщательно продуманным критериям из добровольцев мужского пола в возрасте 30—35 лет.

Сейчас шла уже вторая половина срока эксперимента. Все было нормально до тех пор, пока руководителям проекта не пришло в голову использовать мощный электронный комплекс квази-интеллекторного типа «Кассандр». В него ввели все сведения о каждом из испытуемых, начиная от подробной биографии и кончая биофизиологическими характеристиками. Кроме того, в режиме реального времени в компьютер поступала информация с видеокамер, установленных в испытательном модуле. На основе анализа этих данных «Кассандр» составлял прогноз экспериментальных ситуаций на каждые сутки в пределах ближайших шести месяцев.

И недавно он предсказал, что через полгода между членами группы № 1 возникнет острый конфликт, в результате чего весь экипаж погибнет, а модуль получит серьезные повреждения.

— Что же имелось в виду под конфликтом? – спросил я.

— Вы когда-нибудь видели, как буйствуют психи в дурдоме?

— К счастью, не имел такой возможности.

— Жуткое зрелище. Групповые безумцы перестают быть людьми, и у них остается лишь одно желание: убивать всех подряд и крушить всё, что их окружает. Именно это «Кассандр» и предсказал нашей группе…

— Но из-за чего ваши люди должны сойти с ума?

— А вот это мы и хотели бы узнать! – гаркнул Тюбин. – И в том числе ­– с вашей помощью!..

Я опешил. В голове не укладывалось, как люди, находящиеся под постоянным наблюдением, могут в одночасье свихнуться и убивать друг друга.

— А ваш комп не указал, кто первым начнет буйствовать?

— Нет.

— Как же он выдал свое предсказание? Уж не с помощью ли стихотворных намеков, как Нострадамус?

— Его прогнозы похожи на трейлер кинофильма, только без дикторского сопровождения. И вообще без звука. Техники еще не отладили аудиогенератор. Да что там говорить, лучше сами смотрите…

Тюбин нажал кнопку на пульте управления, и экран одного из мониторов ожил.

Сравнение с трейлером, по-моему, было преувеличено. Больше всего это походило на «демо» компьютерной игры в стиле «хоррор». Синтезированные персонажи на фоне стандартного антуража орбитальной станции избивали друг друга без всякого зазрения совести. В кадре мелькали искаженные немыми воплями лица, оскаленные рты, руки, ноги… Будущие герои Марса бились не на жизнь, а на смерть. Они крушили друг другу черепа, душили, били ногами в пах и под ребра лежачим, кто-то даже умудрился впиться зубами в чужое горло. Финал действительно впечатлял: неподвижные окровавленные тела в разгромленном модуле.

— Да-а, — протянул я. – Если такая мочиловка случится на самом деле, представляю, как это для вас аукнется.

— Не только для нас — для всей страны. В верхах наверняка найдутся горячие головы, которые свернут нашу космическую программу одним росчерком пера. И тогда Марс достанется штатовцам, которые примерно в это же время готовятся десантировать туда своих роботов. Янки с самого начала делали ставку не на людей, а на технику. Словно знали, сволочи, что железки надежнее!

— Ну да, — кивнул я, — ведь еще первые кибернетики заявляли, что в системе «человек-машина» именно человек является самым слабым звеном… А вы уверены, что комп не ошибся? Не мог же он точно предугадать действия таких сложных систем, как люди!

Вместо ответа Тюбин нажал другую кнопку на пульте.

На этот раз на экране не происходило ничего страшного. Потенциальные драчуны были живы, здоровы и вполне миролюбиво настроены. Один из них остервенело крутил педали велотренажера. Другой развалился на диване, надев наушники плеера. Еще двое ухаживали за растениями в оранжерее. Пятый член экипажа работал с ноутбуком, а шестой ремонтировал какой-то прибор, орудуя паяльником.

— Смотрите внимательно, — посоветовал Тюбин.

Экран мигнул, и на нем стала воспроизводиться та же запись, но на этот раз люди были в виде виртуальных фигур. И действия их отличались от предыдущего ролика лишь некоторыми деталями – например, «ремонтник» теперь был вооружен не паяльником, а отверткой.

— Теперь ясно? – хмуро спросил Тюбин, выключая монитор. – Сначала была вчерашняя видеозапись. А потом — прогноз «Кассандра», сделанный три месяца назад.

Я лишь пожал плечами. В глубине души я все равно сомневался, что компьютер мог выступать в роли полноценного оракула. Хотя, в принципе, опасения Тюбина и его коллег были понятны. В таком важном деле лучше перебдить, чем недобдить.

— Может, у вас уже сейчас есть какие-то соображения? – осведомился завлабораторией. – Или вопросы?..

Я старательно задумался. Потом спросил:

— Когда, по мнению «Кассандра», должно состояться это побоище?

— Через пять с половиной месяцев.

— А когда я должен дать вам свое заключение?

— Это зависит от того, к каким выводам вы придете, — усмехнулся Тюбин. – Но в любом случае –- не позже, чем через три месяца...

— А могу я узнать, что рекомендовали другие консультанты?

— Ну, они тоже недавно приступили к работе, и ничего существенного пока не предложили.

— Может, раньше в прогнозах компа был какой-то намек на причины этой бойни?

— Знаете, наши специалисты проанализировали буквально каждое движение участников эксперимента. И – ничего!.. Такое впечатление, что парни сошли с ума одновременно и беспричинно. Будто кто-то нажал невидимую кнопку…

— Но ведь эта команда – не единственная. Так почему бы не снять ее, чтобы продолжать эксперимент с остальными?

И тут Тюбин окончательно сразил меня.

— Не всё так просто, Владимир Леонидович… На прошлой неделе Кассандр сделал аналогичные прогнозы и по остальным нашим экипажам…

* * *

Среди многих моих скверных привычек есть одна, самая отвратительная: склонность откладывать дела в долгий ящик.

Ну, что бы мне, вернувшись из Института домой, сразу засесть за изучение «марсианских» материалов?

Но я похоронил папку в братской могиле для неоконченных рукописей и стал бессовестно транжирить время на разные текущие дела.

Например, за три авральных недели пришлось закончить повесть для сборника фантастики, которую я обещал сдать еще два месяца назад.

Потом жена объявила, что надо сделать ремонт в квартире, и тут мне вовсе стало не до экспертизы.

Потом меня вывела из строя сильная простуда…

Через два месяца позвонил Тюбин и поинтересовался, как у меня идут дела. Мой чересчур бодрый тон, которым я сообщил, что буду готов представить плоды своего труда максимум через неделю, его, наверное, не обманул, раз он принялся сетовать на нерадивость некоторых экспертов, решивших отделаться от важного государственного дела бюрократическими отписками.

— Ну, а сама проблема по-прежнему остается? – поинтересовался я не без задней мысли о том, что, может быть, необходимость в моих потугах отпадет сама собой.

— К сожалению, да, — вздохнули на другом конце провода. – Никаких сдвигов пока нет…

В тот же вечер я откопал тюбинскую папку и засел за нее с намерением хотя бы ознакомиться с «марсианским делом», чтобы с чистой совестью сделать вывод о своей непригодности на роль эксперта.

Примерно четверть папки составляли расчеты по строительству испытательного модуля, перечни научных и технических заданий, описания опытов и тренировок, распорядок дня, подробнейшие списки имущества и оборудования. Заключения по индивидуальной и групповой психологии, хронобиологии, физиологии, нейроиммунологии, питанию, профессиональной деятельности… Чертежи, диаграммы, схемы, графики…

Я листал этот бумажный хлам, даже не пытаясь вчитываться в его содержание. Было ясно, что, если я буду вникать во все детали, то увязну в этой информации, как в трясине.

Заварив крепкий кофе, я принялся изучать биографии испытуемых, чтобы составить о них как можно более полное представление. Сведения об их привычках, характерах, образовании, профессиональной деятельности, семейном положении…

Рассвет застал меня тупо перебирающим бесконечные листы бумаги. Во мне все больше нарастала тоска от осознания того, что я физически не успею переварить этот поток информации…

Еще несколько дней я убил на попытки найти в каждой команде инициатора летальных разногласий. Того, кого надо удалить, чтобы спасти всю группу. Это была вполне разумная версия, и исследовал я ее тщательно. Однако выходило, что «детонатором» мог стать любой.

Как и в случае с первой командой, самоуничтожение других групп протекало спонтанно и быстро. И невозможно было понять, из-за чего загорался сыр-бор. Если бы ролики были озвучены, то по разговорам, наверное, можно было бы сделать вывод о причине. Но эта возможность отсутствовала, а по губам я читать не умею…

 По версии компа, команды погибали бы по-разному. Например, группа-4 якобы станет жертвой ночного пожара, а команда № 6 будет отравлена каким-то ядом. Но в прогнозах неизменно отсутствовали ключевые кадры.

Обстоятельства гибели «шестерки» и «четверки» ставили еще один вопрос. Если допустить, что пожар и отравление были делом чьих-то рук, то почему эти экипажи должны погибнуть в полном составе? Ведь если бы кто-то ненавидел своих соседей по «марсианской коммуналке», то было бы логичнее, если бы он просто убил их. А речь, похоже, шла не только об убийстве, но и о самоубийстве.

И все больше у меня складывалось впечатление, будто над экспериментом висит какое-то мистическое проклятье. Будто Красная планета не желала, чтобы ее тайны были раскрыты.

Это подвигло меня на разработку ряда занимательных сюжетов.

… Допустим, что, втайне от землян, на Марсе существует высокоразвитая цивилизация, и на нашей планете действуют ее агенты, которые стремятся не допустить высадки людей на Марсе. Марсиане, конечно же, проникли в наши космические ведомства и с помощью неизвестных технологий срывают эксперимент в ИМБП… Нет, это банально.

… Лучше так. Разработчики марсианского проекта сочли, что обычный человек не выдержит физических и психологических нагрузок, связанных с многолетним пребыванием на Марсе, и решили направить туда под видом людей киборгов. И ничего невероятного тут нет. Уж если нашим ученым удалось создать такого компьютерного гения, как «Кассандр», то где гарантия, что в секретных лабораториях не был изготовлен вполне функциональный киборг, внешне ничем не отличающийся от человека? Кстати, этим может объясняться и особый состав воздуха в модуле. Мне сказали, что он почти на сорок процентов состоит из аргона. А может, там - углекислый газ, как на Марсе, чтобы киборги могли работать на Красной планете без скафандров?

Дальше моя фантазия понеслась галопом.

… Естественно, возвращать киборгов на Землю никто не планирует. Иначе мир узнает, каким грязным способом русские решили осваивать другие планеты. Но киборги догадались, что их собираются обмануть, и, в знак протеста, решили отомстить хозяевам самым эффективным, по их мнению, способом – уничтожить друг друга. Ведь предусмотрительные конструкторы встроили в их мозг мощные блоки самосохранения…

Я потерял на эту белиберду несколько часов. В творческом угаре я даже начал делать наброски. Но внезапно в мою голову вломилось вполне здравое сомнение.

Если бы в проекте действительно были задействованы киборги, то почему Тюбин умолчал об этом? Или это – тайна за семью печатями, которую я мог бы разгласить? Но ведь дал же он мне документы, которые слишком важны, чтобы доверять их первому попавшемуся писателю-фантасту!.. А что, если Институт просто проверяет на прочность маскировку киборгов под людей? Может, эта детективная история о «первом преступлении на Марсе» имеет целью посмотреть, смогут ли «консультанты» разгадать нечеловеческую сущность испытуемых?

Но такой опыт надо было проводить прежде, чем запускать киборгов в испытательный модуль. Не вяжется это всё…

Стоп! Вот на чем тебе надо сосредоточиться, сказал я себе. Подумай: не слишком ли много странностей в этом деле?

Во-первых, ни в какие ворота не лезет то, что участников эксперимента заставили четыре года торчать взаперти ради испытания их психологической совместимости, чтобы потом они проводили вместе еще целых восемь лет. Такой маразм мог придумать лишь тот, кто не служил на атомной подводной лодке и не жил в холостяцком общежитии в дальнем военном гарнизоне!..

Во-вторых, почему комп-предсказатель не давал исчерпывающие прогнозы: кто, как и почему?.. Не хватило электронных мозгов? И почему его самого не исследовали на этот предмет? Ведь в материалах дела об этом не сказано ни слова.

И наконец, что отложилось в моем подсознании во время просмотра видеозаписей?..

Я воткнул один из дисков в «сиди-ром» и стал наугад воспроизводить отдельные эпизоды прогнозов «Кассандра». По сути, это было все равно что тыкать ломиком в стог сена, чтобы найти там иголку.

Однако, как известно, чем глупее исходная идея, тем больше шансов на успех. И я нашел то, что искал.

Это был прогноз по команде номер три, согласно которому ей суждено стать ледышками из-за «разгерметизации» модуля (роль марсианской разреженной атмосферы за бортом выполнял какой-то холодильный газ). За два дня до этого экипаж благополучно вернется на станцию после первого ночного выхода на поверхность планеты. Я смотрел, как исследователи, оживленно переговариваясь, снимают скафандры и прочую амуницию. Мое внимание привлек пилот. В отличие от других, он явно вел себя заторможенно. Вот командир группы о чем-то спрашивает его. Пилот отвечает. Нечто такое, что заставляет всех на мгновение замереть, будто в немой сцене из «Ревизора». Однако это оцепенение длится всего секунду. Потом экипаж дружно хохочет, да и сам пилот тоже улыбается. Правда, немного вымученно…

Больше в эту ночь ничего аномального, кажется, нет. На следующий день – тоже. Сплошная рутина. Пилот – в порядке. Разве что часто о чем-то задумывается. И еще его почему-то постоянно тянет к экранам внешнего обзора…

Что же все-таки должно произойти во время той вылазки?

Я перемотал назад запись.

Комп-прогноз показывает, что ничего особенного в поведении испытуемых в ходе наружной работы не происходит. Вот они берут пробы грунта. Вот монтируют какой-то прибор, отойдя от станции на несколько метров. Вот ведут съемку с помощью специальной видеокамеры. Кстати, в роли оператора выступает не кто иной, как пилот... В какой-то момент он неуклюже поворачивается так, что его слегка заносит, и объектив камеры нацеливается куда-то вверх. Пилот замирает на несколько секунд, потом опускает камеру и вертит головой по сторонам. Шлем мешает рассмотреть его лицо. А командир делает знак, что можно возвращаться…

Я пошел курить на балкон.

Было уже часа три ночи, и заснеженный город спал.

Я жадно глотал табачный дым, не чувствуя его горечи, и глядел в темное небо. Оно было затянуто низкой облачностью, и ни звезд, ни луны не было видно. Ни, тем более, Марса. Но я знал, что он – где-то там…

Потом я вернулся в комнату и открыл «Word». Слова словно сами выпрыгивали на экран, и я едва успевал исправлять опечатки, которые то и дело возникали от высокой скорости набора текста.

* * *

На этот раз Тюбин принял меня не в «военно-полевой лаборатории», а в обычном кабинете со всеми положенными атрибутами в виде приемной, миловидной секретарши в короткой юбочке и большого стола из массива красного дерева.

И «забирать» меня на проходную выходил уже не он сам, а молодой парень в белом халате поверх джинсового костюма и с повадками профессионального хирурга.

— Чай, кофе? – предложил Тюбин, когда мы расселись друг напротив друга за аэродромным столом.

— Нет, спасибо, — отказался я, не без труда извлекая из сумки папку.

— Ни фига себе! – простодушно поразился Тюбин. – Это вы такое заключение накатали?

— Ну что вы, Филипп Сергеевич, неужели я похож на графомана?.. Это я возвращаю вам материалы по эксперименту.

— А заключение где? – хищно прищурился Тюбин.

Я молча протянул ему прозрачную папку с несколькими листами.

Тюбин впился взглядом в первую страницу.

— Но ведь это же… — вскоре пробормотал он, вскинув на меня глаза из-под опухших век.

— Я хочу, чтобы вы прочли это. Думаю, много времени у вас это не займет…

Вообще-то, я не люблю, когда в моем присутствии читают мои тексты. Ощущение голого среди волков, как выразился один немецкий писатель.

Но сейчас был особый случай. Мне хотелось понаблюдать за реакцией своего собеседника, который вряд ли был способен по-актерски искусно владеть своей мимикой.

 Это был рассказ от первого лица. Назывался он «Первая марсианская бойня» и начинался фразой «В отличие от других учреждений, тут не практиковали разовых пропусков». В нем почти достоверно описывалась моя работа на Институт. Только Тюбин там превратился в Рюмина. И я не рискнул называть, даже в измененном виде, фамилии участников эксперимента.

Как и следовало ожидать, вначале Тюбин читал вполне безмятежно. Пару раз даже по-медвежьи рыкнул, что, видимо, у него означало смешок.

Однако, дойдя до моих «размышлений вслух» по поводу киборгов, он насупился и хотел что-то сказать. Я попросил его не отвлекаться, и он с явной неохотой вернулся к листкам.

Он читал мой рассказ, а я читал его лицо. Это оказалось забавным занятием. Что-то вроде телепатии.

Наконец, Тюбин добрался до последней страницы. Той, что заканчивалась фразой: «Ночное небо было затянуто низкой облачностью, и ни звезд, ни луны не было видно. Ни, тем более, Марса… Но я знал, что он — где-то там». Он читал ее внимательно, то и дело возвращаясь взглядом к уже прочитанным абзацам, и лицо его все больше мрачнело. Он даже заглянул на оборот листа в поисках продолжения.

— И это – всё? – разочарованно спросил он.

— Пока – да.

— А суть-то в чем? Там же у вас нет никакого объяснения! Если не считать какого-то бреда насчет киборгов и переодетых марсианских лазутчиков…

— Я просто не успел дописать, Филипп Сергеевич. Но готов поделиться с вами своими вариантами.

— Ну-ну-ну, — нервно подбодрил он меня.

— Насчет киборгов вы правы. Творческий бред, не более того. Потому что, если даже когда-нибудь с помощью электроники удастся создать ни в чем не уступающее человеку искусственное существо, то стоить оно будет столько, что наша страна разорится, отправив на Марс подобную экспедицию. К тому же люди пока не готовы доверять важнейшие задания технике, какой бы совершенной она ни казалась. Гораздо дешевле и надежнее послать на освоение других планет обычных людей. Тем более, что в России пока еще, слава богу, хватает людских ресурсов, верно?

— Мы с самого начала ориентировались на пилотируемый полет, в отличие от американцев. Вполне возможно, что и с учетом тех экономических соображений, которые вы только что изложили. Но это уже, в принципе, не моя епархия…

— Значит, в роли испытуемых мы имеем все-таки людей, — продолжал я. – А люди имеют одну очень странную особенность, Филипп Сергеевич. Они почему-то очень не любят, когда их обманывают. Точнее говоря, когда их пытаются обмануть и использовать в своих интересах другие люди.

— Интересно, — криво усмехнулся Тюбин, — как же мы обманывали наших ребят? Может, вы думаете, что мы посулили им славу и награды, а на самом деле не собираемся никуда их посылать? Что, закончив эксперимент, скажем им: «Спасибо и прощайте»? Если так, то вы ошибаетесь, Владимир. В их контрактах всё четко прописано…

— Я – вовсе не о том… Вы обманули их другим способом. Точно так же, как у меня в рассказе про Марс, обманули преступников, приговоренных к пожизненному заключению. Им пообещали, что, если они соорудят на Марсе городок для первопереселенцев, то по возвращении на Землю будут отпущены на свободу. И наивные урки поверили в это. А на самом деле никто и не собирался их забирать с Марса. Но узнали они об этом в самый последний момент… Как и ваши ребята, Филипп Сергеевич.

Тюбин так резко поднялся из-за стола, что я невольно вздрогнул.

— Что за чепуху вы несете?! – загремел он. – Да с какой стати мы не стали бы планировать обратный полет?! Без благополучного возвращения экипажа не может быть и речи об успешном завершении экспедиции!.. И для нас очень важны те образцы грунта, минералов… возможно, даже растений, черт побери!.. которые они должны привезти с собой на Землю!..

— Вы напрасно делаете вид, что не понимаете меня. Кстати, вы и меня пытались ввести в заблуждение. И я прекрасно понимаю, почему. Потому что консультантам, тем более привлеченным для разового мозгового штурма, такие секреты не доверяют.

— О чем вы? – уставился на меня в упор Тюбин, опасно нависнув над столом.

— Признайтесь: они ведь уже находятся на Марсе? Причем не подозревая об этом, верно?

Я ожидал всего: и что мой собеседник еще громче заорет про гнусный поклеп; что он вызовет охрану, дабы она меня выставила вон и больше не подпускала к Институту на пушечный выстрел; что он усомнится в моем психическом здоровье. В худшем варианте он должен был меня скрутить и передать в лапы спецслужб, дабы предотвратить возможную утечку информации.

Но Тюбин со скрежетом придвинул к себе массивный стул и шумно обрушился на него, будто парализованный.

— Молодец, — хрипло похвалил он меня. – Башка у тебя кумекает, писатель. Как догадался-то?

— В юности увлекался детективами, — признался я. – Наверное, они и приучили меня обращать внимание на логические несоответствия. В вашем случае их было несколько. Кое-что я указал в своем рассказе, но, кроме них, есть еще и другие. Например, почему, якобы прогнозируя фатальный исход эксперимента, ваш мифический Кассандр и мысли не допускал, если можно так выразиться применительно к компьютеру, что это — всего лишь эксперимент и специалисты из группы контроля, которые днем и ночью дежурили у мониторов наблюдения, могут вмешаться и предотвратить смертоубийство в составе всей команды? Думаю, в такой экстремальной ситуации прекратили бы свое действие все инструкции и запреты. Ответ на этот вопрос может быть только один: «Кассандр» – или тот, кто вводил в него данные, — знал, что участники экспедиции находятся вне пределов досягаемости. То есть, не на Земле…

Тюбин угрюмо молчал.

— Этот вывод объясняет и все прочие неувязки, которые имелись в этом деле, — продолжал я. – Возможно, не было никакого прогноза суперкомпьютера насчет гибели всех шести команд. Как и вообще не было никакого Кассандра. Речь шла о реальной видеозаписи, замаскированной под компьютерный монтаж. Кстати, в кино такие трюки уже давно применяются… А это означает, что люди, которых вы якобы испытываете, погибли вполне реально.

— А вот тут ты ошибаешься. На самом деле, на Марсе работала только одна группа. Все остальные готовились ей на смену и в качестве дублеров. И когда ребята погибли при таких странных обстоятельствах, мы собирались отправить на Марс вторую команду, но случившееся заставляет нас подозревать, что даже, казалось бы, самые надежные кадры могут подвести в решающий момент. И тогда мы решили прибегнуть к прогностическому компу. Так что не сомневайся: «Кассандр» все-таки существует, и остальные ролики были сделаны именно им.

— Ладно, — сказал я. – А хотите, я угадаю, какая именно команда реально работала на Марсе? Третья, да?

Тюбин взглянул на меня чуть ли не со страхом. По-моему, его уже начинали пугать мои догадки.

— Это ты догадался по тому эпизоду, когда они совершали ночной выход на поверхность планеты? Там есть один момент, когда Гена Сафронов, который работал с камерой, оступается, и тогда заметно, что на него действует малая сила тяжести. Которую на Земле еще пока не научились имитировать…

— Дело в другом, — возразил я. – Этот Гена случайно поднял объектив камеры вверх и увидел, что Фобос и Деймос, которые он и его товарищи принимали за искусные макеты декораторов, слишком похожи на настоящие марсианские спутники. После возвращения на станцию Сафронов объявил об этом во всеуслышание. Но ему никто не поверил. Над ним посмеялись. Он, наверное, и сам решил, что стал жертвой иллюзии. Кто бы на его месте думал иначе? Но сомнение запало в его душу. И ночью, скрытно от камер наблюдения, Гена вновь просматривает отснятую пленку. И убеждается в том, что не ошибся. Возможно, ему все-таки удалось убедить в этом своих товарищей. А может быть, и нет, и тогда он сам принял решение… Вы действительно не знаете, как это произошло?

Тюбин тяжко вздохнул.

— Естественно, знаем. Перед тем, как разгерметизировать станцию, экипаж «тройки» вызвал Землю на экстренный сеанс связи. Я тоже присутствовал на том сеансе, Володя. И, наверное, не забуду его до конца своих дней… Надеюсь, тебе ясно, почему мы были вынуждены вырезать его из записи.

Конечно, ясно. Парни, наверное, высказали тем, кто послал их на другую планету под видом эксперимента, всё, что они о них думают.

Тюбин вдруг проговорил за моей спиной:

— Но, в принципе, для тебя это не должно было иметь значения. Ведь ты должен был ответить на вопрос, как сделать так, чтобы команда не подверглась психологическому шоку.

Я хмыкнул:

— По-вашему, это ненормально? Когда человека надувает родное государство, он должен этому только радоваться?

Он опять не ответил, и я продолжал:

— Кстати, как вам удалось незаметно перебросить их на Марс? Не с помощью же полностью автоматического корабля! Или вы накачали их снотворным на полтора года полета?

— Вообще-то, — задумчиво сказал Тюбин, — я не должен открывать тебе этот секрет, Володя. Но надо же как-то поощрить тебя за проницательность. Да, думаю, ты и сам поймешь, что распространяться об этом за пределами Института не стоит. Тебе все равно никто не поверит. В лучшем случае сочтут, что ты пишешь очередной фантастический рассказ. А в худшем случае сдадут тебя в дурдом как врожденного шизофреника.

Я терпеливо пропускал мимо ушей все эти заманчивые перспективы, потому что во мне взыграл чисто профессиональный интерес.

Но то, что поведал мне Филипп Сергеевич, и впрямь оказалось чистой воды фантастикой. Правда, не очень новой, потому что тему «нуль-транспортировки» частенько эксплуатировали в сайенс-фикшн. Но одно дело — читать об этом, и совсем другое – узнать, что это явление существует на самом деле.

… Гиперпространственный туннель, который вел на Марс, наши ученые открыли давно и, как это бывает в таких случаях, совершенно случайно. Он оказался односторонним. Перемещение по нему было практически мгновенным, но безопасным для живых организмов. Так получилось, что вход в туннель находился на территории нашей страны, и это место надежно изолировали, объявив его полигоном для космических исследований. Сначала на Марс переправляли оборудование, аппаратуру, материалы и прочее неодушевленное имущество. Наконец, встал вопрос о том, чтобы послать на Марс людей.

Однако вначале никто не знал о том, что туннель дает билет только в один конец. Когда это выяснилось (тут Тюбин не вникал в подробности, а я особо не настаивал), то среди посвященных в тайну воцарилось разочарование. Вряд ли нашлись бы добровольцы, которые, пребывая в здравом уме, вызвались бы отправиться на другую планету, зная, что вероятность остаться там навсегда очень велика. Пользоваться же услугами фанатиков и психически ненормальных не хотелось.

И все же искушение использовать туннель на всю катушку было слишком велико. Тем более, что для этого не нужны были ни космические корабли, ни длительная подготовка. «Быть у воды и не напиться – просто глупо», раздавались все чаще голоса. «Вы что, хотите, чтобы нас опередили американцы или китайцы?», риторически спрашивали другие.

В результате в головах администраторов от науки созрел компромиссный план. Объявить о начале длительного экперимента, потом переместить его участников на Марс так, чтобы они об этом не догадались, – и пусть они работают там до тех пор, пока на Марс не прибудет им замена на обычном космическом корабле. Таким способом будет убито два зайца сразу: и форсированное освоение Марса, и обеспечение возможности открыто заявить о том, что мы уже застолбили за собой первенство в этом деле.

Как надеялись заговорщики, истина открылась бы членам экспедиции лишь перед самой отправкой на Землю, и вряд ли они сильно переживали бы по этому поводу. А даже если и переживали бы, то это было бы их личным делом. Главное – достижение нужного результата…

Когда Тюбин закончил свой рассказ, я сказал:

— Если так, то зачем вам понадобилось привлекать меня и прочих консультантов к экспертизе. Разве и так не ясно, почему они, узнав истину, решили покончить с собой? Это было не просто самоубийство от отчаяния, Филипп Сергеевич. Это была месть чистой воды.

— Хорошо, но почему все остальные команды, которые еще были на Земле и ничего не знали о туннеле, тоже могут последовать примеру «тройки»? Вот ведь где собака зарыта!..

— А по-моему, всё очень просто. Скорее всего, ваш компьютерный оракул пришел к тому же выводу, что и я.

— Не понял, — нахмурился мой собеседник.

— Чтобы сделать прогноз, он должен был проанализировать все данные, которые вы в него вводили, — пояснил я. – И, сделав вывод о том, что команда-три находится на реальном Марсе, он просто-напросто решил, что и все остальные уже там. А отсюда, по аналогии, напрашивался другой вывод: рано или поздно, они тоже узнáют об обмане. И по той же аналогии, это открытие будет иметь фатальные последствия.

— Значит, по-вашему, Кассандр просто ошибся? И мы не должны учитывать его прогнозы?

— Да нет, Филипп Сергеевич, — медленно проговорил я. – По-моему, в данном случае искусственный разум оказался умнее своих создателей.

* * *

Совсем как в только что прочитанном рассказе, Тюбин заглянул на оборот последнего листа.

Потом качнул головой:

— Я воздержусь от каких-либо комментариев. Честное слово, не хочется вас обижать, Владимир Леонидович. Скажу одно. По-моему, рекомендовавшие вас люди сильно ошибались в оценке ваших писательских способностей. Фантазия у вас, конечно, — буйная, а вот с реализмом и достоверностью дело обстоит неважно…

 Я смущенно пробормотал, что вовсе не претендую на Букеровскую премию.

Насчет достоверности Тюбин был прав. Мы с ним сидели в невзрачном кабинетике, где не было ни приемной, ни секретарши, ни стола из красного дерева.

— Вообще-то мы от вас ждали не беллетристики, а чего-то иного, — язвительно продолжал Тюбин. – И если вы ничего не придумали, то так и скажите.

— Ну, почему же? Кое-что содержится в писанине, которую вы только что прочли. А остальное я мог бы передать на словах.

Тюбин воззрился на меня так, словно это я был виновен в грозящем срыве экспедиции на Марс.

— Лично я ничего полезного в вашем опусе не заметил! — прорычал он. – Или вы на полном серьезе считаете, что наши ребята работают на Марсе, а мы, такие-разъэтакие, подло скрываем этот факт от них и от мировой научной общественности?!

— Конечно, нет. Рассказ этот – лишь символ, гипербола истинного положения вещей.

Он свирепо набычился, и я понял, что не стоит больше дразнить его полунамеками.

— Я внимательно ознакомился с вашими материалами, Филипп Сергеевич, — стараясь сохранять спокойствие, продолжал я. – И обратил внимание, что вы постарались максимально точно воссоздать условия пребывания на Марсе. Питание, бытовые неудобства, атмосфера за бортом, виды поверхности Марса на экранах внешнего обзора… возможно, муляжи Фобоса и Деймоса в «небе»… Не удивлюсь, если вам удалось смоделировать даже сниженную силу тяжести…

— Ну и что? По-вашему, это плохо?

— С точки зрения системного подхода, модели не должны слепо копировать моделируемый объект во всех его мельчайших деталях. Надо, чтобы они отражали лишь его сущностные признаки…

— Послушайте, не надо читать мне лекцию об элементарных научных понятиях. Я все-таки – доктор наук, а не первокурсник. Скажите прямо, к чему вы клоните!

— Попытаюсь, — скованно улыбнулся я. – Ваш эксперимент действительно проходит на Земле. Но вы создали такую видимость реального пребывания на Марсе для своих подопытных, что кое-кто из них в конце концов может прийти к выводу, будто вы их обманываете и они на самом деле работают на Марсе.

— Вот как? – скептически ухмыльнулся Тюбин. – Вы хотите сказать, что кто-то из наших ребят может сбрендить до такой степени, что будет способен угробить своих товарищей?

— Любое безумие порождается иллюзиями, которое постепенно берет верх в сознании человека над реальной оценкой происходящего. Тем более – в обстановке длительного стресса.

— И кто же, по-вашему, — потенциальный псих?

— А вот на этот вопрос я вряд ли смогу вам ответить. Если бы я прожил вместе с этими людьми хотя бы пару месяцев, то, возможно, мне удалось бы найти слабое звено в каждой команде. Однако боюсь, что это не имеет особого значения.

— То есть? – поразился завлабораторией.

— Я считаю, что первой ваш самый главный просчет заключается в критериях отбора кандидатов. Вы правильно решили, что главное — психология и характеры, а не физиология. И вы естественно поставили во главу угла высокие морально-нравственные качества, коллективизм, стремление прийти на помощь товарищу, и так далее… И отобрали людей, каждый из которых отвечал всем этим требованиям в совокупности. Этаких ангелов во плоти, сборище оживших иллюстраций из учебника по этике. Незаметно для себя вы подменили нормальное человеческое общество его нежизнеспособным подобием. Знаете, почему у меня появилась идея о киборгах? Ваши подопытные ведут себя до тошноты правильно в общении между собой. Иначе и быть не может: ведь каждый из них – очень хороший человек. А в данном случае это не идет на пользу делу. Я уверен, что коллективная задача успешно решается тогда, когда коллектив состоит из самых разных людей, в том числе и с точки зрения нравственности. А в самом понятии «хороший человек» заложены некие элементы одинаковости и стандартности, и эта одинаковость обусловлена одинаковым отношением к окружающей действительности…

Вообще-то, я не люблю говорить много и красиво, но иногда на меня словно что-то накатывает. И сейчас я был готов приводить все новые и новые доводы в пользу своей правоты.

Я мог бы сослаться на то, что человечество развивалось за счет не только святых, но и великих грешников.

Я мог бы апеллировать к печальному опыту многочисленных утопий, авторы которых искренне желали создать идеальное человеческое общежитие, состоящее лишь из идеальных особей.

Я мог бы привести множество примеров того, как в кризисной обстановке добрые и хорошие люди превращались в сволочей и негодяев, а подонки становились героями.

Многое еще можно было бы сказать, но Тюбин не захотел меня больше слушать.

— Послушайте, Владимир, — бесцеремонно оборвал меня он, — значит, ваше предложение сводится к тому, что мы должны прекратить эксперимент, распустить уже почти сформированные экипажи и набрать новых кандидатов из сплошных мерзавцев и преступников?

На мгновение я утратил дар речи от столь грубого толкования моей идеи.

— Да не надо никого распускать, — пробормотал, наконец, я. – Просто в каждую команду надо включить нормальных людей, с присущими им недостатками и слабостями, вот и всё…

— И в каком же соотношении, позвольте узнать? Половина на половину? Или один к трем?

— Знаете, мне, пожалуй, пора, — сказал я, поднимаясь из-за стола. – А то отнимаю у вас драгоценное для науки время.

Тюбин не стал меня удерживать.

Только сердито пророкотал мне вслед:

— Кстати, из вашей теории следует, что люди не должны стремиться стать лучше. Да и зачем?.. Ведь, как заявляют отдельные писатели, человек должен быть грязен, порочен и всячески приспосабливаться к злу, а не воевать с ним! А как же насчет слов классика об идеалах, к которым человечество должно идти с высоко поднятой головой?

Ну, как тут было удержаться от соблазна оставить последнее слово за собой?

— По этому поводу есть одна поговорка, — сказал я. – Если шествовать по жизни с высоко поднятой головой, то, рано или поздно, вляпаешься в какое-нибудь дерьмо... До свидания, Филипп Сергеевич.

Я не оговорился, сказав «до свидания» вместо «прощайте».

Почему-то казалось, что Тюбин когда-нибудь еще позвонит мне.

Но он так и не позвонил.