КАМПОС-ДЕ-ОТОНЬО

Извините, но вы хотите, чтобы я рассказал вам про убийства. Преступления "Ковбоя"? Да, именно так называлось это дело. Это было два года назад... или три?.. в общем, в 2216 году. Сейчас-то я не забываю даты - время стало слишком важным фактором для меня...

На осмотр первого трупа в Синий квартал я выехал утром. Жертвой оказался врач, которому перерезали горло. Его нашли в кабинете, где он принимал пациентов, а вокруг него все было в крови. В Кампос-де-Отоньо не часто приходится видеть кровь, некоторые ее вообще не видят. Или не хотят видеть. Понимаете, когда ежедневно играешь со смертью в прятки, то поневоле предпочтешь держаться подальше от всего того, что с ней связано. Поэтому тип, который нашел тело доктора Пеллхема, был настолько потрясен кровавым зрелищем, что его пришлось отправить в больницу. Кажется, там он и скончался. Еще одна дурацкая смерть.

Так вот, тот мужик входит в дом к Пеллхему, чтобы, как обычно, пропылесосить ковры, видит его тело без головы и окочуривается от ужаса. Ирония судьбы: умереть от страха в доме медика, который призван продлять людям жизнь!..

Раньше в Кампос-де-Отоньо убийств не было. Люди тут обычно помирают от закупорки вен или от эмболии сосудов головного мозга, либо от того, что им пришлось взглянуть на других мертвецов, а большинство просто перестает жить, угаснув в одночасье. Тогда прихожу я, чтобы забрать трупы. Здесь почти никто никого не убивает. Люди приезжают в Кампос, чтобы жить, и у них нет никаких проблем. Некоторые кончают с собой - может быть, именно из-за того, что у них есть всё. Да, находятся и такие, что убивают других из-за почтовых марок или бог знает, из-за чего еще. Но их мало, они не агрессивны, и у них не бывает последователей. Однако убийства тут случаются не слишком часто, поэтому я хорошо помню каждое из них.

Я вам уже говорил, что этот город - отнюдь не рай, время от времени и в нем случаются преступления, и я за три или четыре недели до описываемых событий как раз закончил расследовать еще одно дело об убийстве. Какой-то псих, их тут много бродит в округе, напал на Фармацевтический центр и деревянной дубинкой забил всех, кто ему подвернулся под руку. Видимо, ему стало худо, и он решил, что ему нужно больше ЛГ, вот и напал на Центр, прикончив четверых. Бедный старик теперь содержится под стражей, пускает слюни и справляет нужду в штаны. А может, уже умер, кто его знает?

Мэр окликнул меня:

- Торрес, подойдите сюда.

Я в это время созерцал лужу крови, в которой лежал Пеллхем и которая разлилась по всему полу помещения, на котором были запечатлены следы остроносых ботинок.

Я поднес руку к шляпе в знак приветствия и сказал:

- Не ожидал встретить вас здесь, господин мэр. Тем более - в шесть часов утра.

Этот Калеро, вечный мэр Кампос-де-Отоньо, - самый ленивый тип во всем городке. Я никогда не видел его вне стен его кабинета. Он ничего не делает, но год за годом его переизбирают мэром.

- Торрес, это инспектор Бреннан, - продолжал Калеро слащавым голосом, не удосужившись даже протянуть мне руку. - Она приехала, чтобы помочь вам.

Вы представляете, что значит прожить шестьдесят лет, не видя молодых женщин? А эта была молоденькой, можете мне поверить. От нее за версту пахло молодостью. Она была румяной и улыбчивой, и ее объемные сиськи держались на положенном им месте без всяких там сбруй в виде лифчиков. И губы у нее были что надо, не то что у женщин Кампоса, которые красят то, чего у них нет. Клянусь вам, что у меня между ног сразу возник некий зуд, который нисколько не напоминал обычные позывы к мочеиспусканию. Все часто говорят о гребаной "половой жизни в пожилом возрасте", а, по-моему, это дерьмо собачье, а не жизнь. Говорят, что большой опыт позволяет осуществлять половой акт с большим наслаждением - хрен вам! Лично я не хочу сношаться со старухой, у которой сиськи свисают до самого пупа. Мне больше понравилось бы ласкать белую упругую кожу и розовые сосочки и трахать телку не старше двадцати лет, хоть я и знаю, что давно уже не способен на это...

Но об этом лучше не надо. О чем это я?.. Ах, да... Итак, Калеро представил меня Бреннан в этой комнате, залитой кровью, с медицинскими дипломами, аквариумами и трупом еще одного старика.

- Я рада с вами познакомиться, инспектор Торрес, - сказала девчонка, протягивая мне свою пухлую нежную ручку. - Надеюсь, вы не будете считать мое присутствие помехой для себя.

Мэр вмешался, прежде чем я успел открыть рот:

- Конечно, нет. Нам нужна помощь, чтобы раскрыть это дело, и я взял на себя смелость попросить, чтобы вас направили сюда.

- Зачем? - воскликнул я.

Признаться, я начинал выходить из себя. Речь шла об убийстве, а, как я уже сказал, в Кампосе бывает хоть и мало убийств, но они все-таки бывают, и я, черт подери, не раз видел трупы, проводил расследование, находил убийцу и передавал его правосудию. В этом городке не требуется особых усилий, чтобы раскрыть преступление. Бедные старики убивают без особых мер предосторожности, и в этом случае тоже. Убийца долго топтался в луже крови, оставляя в ней отпечатки своей обуви, словно для учебника по криминалистике.

- Послушайте, Торрес, - тут же оборвал меня Калеро. - За восемь дней у нас произошло три убийства, и это достаточно веская причина, чтобы просить содействия центрального правительства.

А Бреннан сказала:

- Дело в том, что я - всего лишь рядовой инспектор, поэтому вряд ли смогу оказать вам большую помощь в расследовании. Так что руководить будете вы.

Я подошел к красотке и скорчил самую неприятную гримасу, какую только мог изобразить:

- Ну и что же вы умеете делать, мадмуазель?

- Госпожа Бреннан - эксперт-криминалист, Торрес, и владеет самыми последними научными методами расследования.

Калеро всеми силами стремился сгладить все возможные шероховатости между нами, но мне на это было наплевать.

- Это впечатляет. - Я смерил Бреннан взглядом с ног до головы, но она продолжала улыбаться как ни в чем не бывало. - Надеюсь, что она еще сумеет молчать, когда я буду думать.

- Тут вы главный, инспектор, - сказала она, - и я не намерена вмешиваться в ваши действия. Я ведь здесь для того, чтобы помогать вам в той мере, в какой это вам потребуется.

- Что ж, уже легче. Тогда пошли!

- А что, мы здесь уже закончили?..

Я был уверен, что эта пустышка хотела бы продемонстрировать нам на трупе Пеллхема те новые методы следствия, которым их сейчас учат, поэтому наслаждался ее ошеломленным видом, когда мы вышли из элегантного жилища доктора навстречу воплям пикетчиков "Естественной Жизни", которые, как я теперь понимал, собрались здесь из-за присутствия мэра.

Было шесть утра, и на улице было свежо, но не холодно. Если бы однажды в Кампос-де-Отоньо похолодало, то улицы оказались бы усыпанными мертвецами.

Я решил немного пройтись. На ходу мне лучше думается, а кроме того, при ходьбе не так сильно ощущаются эти проклятые позывы, которые я постоянно испытываю. Конечно, я мог бы согласиться, чтобы меня прооперировали - говорят, что это не больно. Но я не собираюсь позволять кому-либо залезать железками в мое нутро. Всегда стараюсь держаться подальше от этих врачей.

О чем я говорил? Ах, да...

Итак, я вышел на прогулку вместе с Бреннан. Девчонка была намного выше меня ростом, и вполне возможно, что я бы за ней не угнался. Ее молодость была даже оскорбительной для такого старика, как я. Тем более, что она абсолютно не понимала, с чего это я набросился на нее с первой же минуты знакомства...

Вы знаете Синий квартал? Это элитный район Кампоса, и там живут состоятельные старики, которых я не выношу. А еще там есть уютный парк, один из сотни парков нашего городка, и в этом парке имеется уборная.

- Куда мы идем? - бросила мне на ходу Бреннан.

- Не знаю, куда ты, а лично я - отлить.

- О! - Казалось, девчонка смутилась. - И что я буду делать, пока вы?..

- Если хочешь, можешь подержать вот это, - сказал я, опуская молнию на ширинке, и она покраснела, но теперь уже, скорее, от гнева, чем от стыда.

- Послушайте, Торрес! - начала было она.

Но я не дал ей продолжить:

- Хорошо, хорошо, жди меня здесь.

- Торрес, я вижу, что не нужна вам. Не моя вина, что меня сюда направили, уверяю вас. Лучше будет, если мы с вами подружимся, чтобы...

Я перебил ее:

- Не беспокойся, я скоро раскрою это преступление, и ты сможешь по возвращении в центр рассказывать всем, как ты помогала несчастным старцам переходить через дорогу.

Она покосилась на меня с циничной усмешкой. Однако в ее возрасте нельзя быть настоящим циником. Чтобы стать им, надо прожить хотя бы век.

- Послушайте, инспектор, - сказала Бреннан, - а вы намерены раскрыть убийство сидя здесь?

- Я и в самом деле посижу тут немного, поразмышляю и выведу на чистую воду убийцу. Тебя что, не учили этому методу в числе самых передовых способов расследования?

Так я и сделал. Сидел, думал, но не над убийством. Я еще не совсем выжил из ума, чтобы забивать свою голову думами о мертвецах!

Несмотря на ранний час, в парке было полно народу, Нам, старикам, нравятся парки, не знаю, почему. Подозреваю, что это одно из тех утверждений, которым в конце концов все начинают верить: мол, старикам нравятся парки, старикам нравятся детишки, старики - добрые, старики никого не способны убить... Пусть скажут это Пеллхему!

- Ну что, уже нашли разгадку и знаете, кто убийца? - язвительно осведомилась Бреннан.

Я ответил ей не менее насмешливо:

- Почти, мадмуазель. Я знаю, что ему больше девяноста пяти лет.

- Почему вы так считаете?

- Это очевидно даже для такого несчастного престарелого полицейского, как я, который так нуждается в помощи. В этом городе вы не найдете людей моложе этого возраста, если только их не привезли сюда силой.

Бреннан закурила сигарету - будь она проклята за то, что еще могла курить! - и благодушным тоном произнесла:

- Кажется, вам не очень-то нравится это местечко. А ведь оно просто уникально: целый город, где живут одни пожилые люди!..

- Старики, - поправил ее я. - Пожилым можно было бы назвать какого-нибудь ветерана американской армии, а мы все - старики.

- Все равно. Город, которым управляют старики, если вам так нравится это слово, и который способен существовать вполне автономно, - это...

- ... чудесно, - проворчал я, но Бреннан не заметила иронии в моем голосе.

Она сказала:

- Мне кажется, и, наверное, вам тоже, что никого не принуждают поселиться в Кампос-де-Отоньо, так что каждый добровольно делает этот выбор.

Отгоняя ладонью дым от ее сигареты, я взглянул ей прямо в глаза.

- Конечно, это мечта всей моей жизни: провести сорок лет в вонючем городишке, где все врачи - старики, шлюхи - старухи, полицейские - старики и даже убийцы - старики. Какого хрена люди думают, что старик может быть заинтересован жить вместе с другими стариками?

- Тогда почему вы здесь?

Ответ очевиден для любого, кто дожил до моих лет: потому что я хочу быть полицейским и не хочу, чтобы кто-то содержал меня. Когда я отметил юбилей, моя дочь предложила взять меня к себе на иждивение. "Папа, - сказала тогда она, - ты уже не в том возрасте, чтобы бегать за воришками".

Моя спутница наконец вынула сигарету изо рта, устав ждать ответа на свой вопрос.

- Торрес, мне кажется, что толку не будет, если мы с вами не уживемся. Нам надо смириться с положением, в котором мы оказались. - В этом она была права. - Лучше давайте проявлять в отношениях между нами разумность и понимание.

У меня не было охоты проявлять разумность и понимание в общении с этой девчонкой, прибывшей из мира девчонок и мальчишек, с пониманием относящихся к "пожилым", но я вдруг почувствовал голод.

- Хочешь что-нибудь перекусить? - спросил я.

Она кивнула.

Мы зашли в кафетерий рядом с парком. Там, заказав кофе и подвергаясь внимательным взглядам посетителей, которые, наверное, завидовали либо мне, находящемуся в такой компании, либо такой молодой девушке, мое настроение постепенно стало улучшаться, и злость сменилась обычными проявлениями моего скверного характера.

Бреннан не могла высидеть и минуты без трепа и, видя, что я стал менее хмурым, осведомилась:

- Серьезно, Торрес: вы уже знаете, кто убийца?

- Нет, но скоро мы оба это узнаем. К обеду этот тип уже будет сидеть в каталажке. В двух случаях из трех он оставил следы своих ботинок на местах преступления, не так ли?

- Да, верно. - Она включила наручный комп и принялась изучать его экранчик. - Как сегодня, так и при убийстве господина... Гомеса. - Вот что имеют в виду, когда говорят о новейших методах расследования! По крайней мере, для канцелярии такая штука очень пригодилась бы. - В обоих случаях жертва, должно быть, оказывала сопротивление, и в ходе борьбы все вокруг стало забрызганным кровью. Нападавший не смотрел, куда ступал, и повсюду оставил следы своей обуви. Остроносые ботинки сорокового размера, с профилем индейца, выдавленным на подошве. Следовательно, наш убийца - дилетант.

Вау, какое мудрое замечание!

Я попытался внести ясность:

- В этих краях нечасто случаются тщательно подготовленные преступления. Ведь в любой момент содержание сахара в крови может превысить норму, и ты в одночасье станешь удобрением для травы. Если хочешь убить кого-то, делай это как можно быстрее и не думай о том, что попадешься, потому что ты все равно скоро умрешь. В любом случае, у нас есть отпечаток подошвы, и наши парни уже составляют список обувных магазинов, где продается такая обувь, так что вскоре у нас будет целая коллекция ковбоев на выбор. Этот тип еще больше облегчил бы нашу задачу, если бы, впридачу к следам, оставил на месте убийств свои отпечатки пальцев.

- Нет-нет. - Моя спутница снова уткнулась в экранчик компа. - Он был в перчатках. В любом случае, определение торговых точек по продаже подобной обуви должно занять не больше пяти минут. Может быть, если мы сейчас позвоним в департамент, то узнаем, что...

Этой девчонке надо было хорошенько усвоить, что к чему в нашем болоте.

- Нет, моя красавица, в Кампосе дела так не делаются. Тот тип, который сейчас сидит за компьютером, выполняя это задание, будет корпеть дней двадцать, потому что его мучает артрит, и поэтому у него особой охоты спешить. Он наверняка думает про себя: на кой черт нам понадобился этот ковбой, если вскоре мы найдем его дома сдохшим от пневмонии или еще от чего похуже?.. Так что он закончит наводить справки, когда ему взбредет в голову, поэтому мы можем завтракать со спокойной душой.

- Но это же неразумно! - Бреннан была сама невинность. - Убийца может убить еще кого-нибудь...

- ... из числа умирающих. Так было всегда, Бреннан: только с годами начинаешь осознавать, что происходит вокруг. Я вот, например, постепенно умираю, и ты -тоже. С тех пор, как ты появилась на свет, ты умираешь, и что бы ты ни делала, но в конце концов и ты умрешь.

Я не пытался сгущать краски. Говорят, что дьявол умен не потому, что он дьявол, а потому, что он - старый. Если так, то в этом городе скопились одни мудрецы. И следовало передать немного этой мудрости наивной девочке.

Однако она была не согласна со мной, потому что сказала:

- Вам не стоит жаловаться, Торрес, пока вы здесь работаете. Двести лет тому назад никто не доживал до ваших лет, и уже в восемьдесят люди превращались в ходячие мешки с костями.

- А теперь мы становимся таковыми в сто тридцать.

Я вытащил из кармана пилюли, которые всегда ношу с собой; все мы тут ходим с пилюлями. Память иногда нас подводит, и я уже почти не помню лица своей дочери, но никогда не забуду принять свои пилюли. Вот в чем разница между молодыми и стариками, и только она имеет значение: когда станешь старым, принимай пилюли.

Я показал пилюли Бреннан.

- Вот они, таблетки "Львиная грива" - та панацея, которая позволяет человеку прожить больше ста и даже, как видно на примере Гомеса, больше двухсот лет, если повезет. Жаль лишь, что при этом ты обречен влачить все более жалкое существование.

Сгорбленная женщина поднялась из-за соседнего столика и, глядя в пространство, подошла к нам. Еще одна представительница братства Альцгеймера, этого легиона несчастных, которые блуждают бесцельно по городу и которым мы, счастливчики, которые еще помнят свое имя, помогаем - причем не из милосердия, клянусь. Просто тяжко сознавать, что в будущем ты можешь стать таким же. Мне-то повезло: у меня голова на месте, я всегда был очень умным, и работа в полиции, даже в Кампос-де-Отоньо, позволяет упражнять мышление, чтобы не впасть в маразм. Конечно, память моя все больше слабеет. Взять хотя бы мою дочь - говорил ли я уже вам про свою дочь? Так вот, она регулярно посылала мне одно и то же письмо, в котором перечисляла имена всех моих родных: себя самой, мужа, моих внучек, моего брата... Но потом она перестала это делать. Не знаю, почему. Как же зовут мою дочь?..

О чем я только что говорил? О женщине? Ах, да, спасибо... о той женщине в кафетерии. Так вот, она подошла ко мне и стала трогать мое лицо и поздравлять меня. Она твердила:

- Как тебе повезло, что твоя дочь приехала навестить тебя! И она очень хорошенькая!

Черт возьми, Бреннан скорее годилась мне во внучки, чем в дочери!

Я осторожно отстранил старуху. Я не мог вынести ее пустого взгляда и не знал, что сказать в столь щекотливой ситуации. Я просто подтолкнул легонько старуху, и она пошла прочь, мгновенно забыв о нас с Бреннан.

Бреннан опустила глаза к своей чашке. Наверное, она только что увидела портрет себя в будущем, карикатурный портрет всех нас. А я подумал: глупышка, я-то их вижу каждый день.

Звук телефона нарушил напряженную тишину.

Еще одно сообщение о "ковбое", как я окрестил убийцу. Он был очень шустрым, сукин сын!

Пеллхема убили в три часа ночи, а, по словам сержанта Мартина, без четверти семь уже нашли еще один труп. Жертвой на этот раз оказалась Элена Сойер, двести тридцать один год, владелица лавки в Сером квартале. Ее горло тоже было перерезано - несомненно, дело рук Ковбоя.

Мы с Бреннан прибыли туда примерно в восемь. Мартин показал нам труп. Убитая лежала на улице - видимо, она успела выбежать из своего заведения, зажимая руками рану, но вскоре рухнула посреди мостовой, окрашивая серые стены домов кровью.

- Как интересно! - заметила Бреннан, когда мы с ней ехали в трамвае. - В Сером квартале все здания - серые, в Синем - синие, а в Красном - красные.

"Чтобы люди не могли заблудиться, а больше это ни о чем не говорит", хотел пояснить я, но потом раздумал: не стоит опять разочаровывать свою напарницу.

Из обстоятельств убийства можно было извлечь немного полезной информации. Как и в других случаях, несчастная женщина не имела ни явных врагов, ни постоянного сожителя, и ее друзья рассказывали Мартину про покойницу только хорошее. И никто, как и в трех предыдущих убийствах, не видел ни самого преступления, ни убийцу.

- Не стоит доверять всей этой говорильне, - заметил я своей юной помощнице. - И вообще, здесь ты можешь забыть о свидетелях. Старики по своей природе недоверчивы, они никогда ничего не скажут того, что их не касается...

Она перебила меня, передразнивая мои интонации:

- Да, я уже знаю: потому что, рано или поздно, все они умрут!.. Послушайте, Торрес, я заметила, что когда вы говорите о стариках, то как бы исключаете себя из их числа. В чем дело? Вы что, считаете себя лучше остальных? Если так, то хочу вам напомнить, что вы живете с ними в одном городе.

Видали эту сукину дочь?

Да-да, я уже продолжаю.

Мы осмотрели место преступления, а потом нас сменили эксперты лаборатории. Честно говоря, я начал беспокоиться: четыре убийства - это много, и я уже не был уверен, что справлюсь с таким количеством трупов. Моя помощница оторвала меня от неприятных мыслей.

Если я и слышал ее, то смутно: я уже слишком устал. Ночами-то я почти не сплю, знаете ли, а потом весь день клюю носом. Однако я сумел уловить суть ее слов: отсутствие связи между жертвами. Мы куда-то плелись без определенной цели по серому кварталу. По взгляду своей спутницы я понял, что она вот-вот подумает, будто я уже ни к чему не пригоден, и испугался. Вы ведь тоже так думаете о стариках, не правда ли? Однако ко мне это не относится. К счастью или к несчастью, я всегда отлично сознаю, где нахожусь.

Я ответил ей:

- Вы сказали, что четыре жертвы убийств не имеют между собой ничего общего.

- Именно так, судя по местной базе данных. Единственное связующее звено между ними - это то, что их прикончил один и тот же тип. Боюсь, что мы имеем дело с типичным серийным убийцей.

То есть, с психом. Единственно чего нам в Кампос-де-Отоньо не хватало, так это психа!

Бреннан продолжала:

- Как представляется, у него нет мотива для преступлений и он убивает просто потому, что это ему нравится. Или потому, что слышит голоса и все в таком роде, ну вы знаете... И у него есть свой стиль: он всем перерезает горло. Классический убийца-маньяк. Если мы продолжим изучение его действий, то найдем критерий, по которому он выбирает свои жертвы... Простите, Торрес, а куда мы идем?

Я осознал, что не имею ни малейшего понятия, где мы находимся.

- А? Не знаю.... Послушай, Бреннан, я пойду домой, чтобы немного вздремнуть. У меня голова тяжелая, а после сиесты думается намного лучше.

Она ошалело взглянула на меня:

- Но этот тип убил за пять часов уже двоих, и думаю, что...

Наверное, она все-таки разглядела усталость в моих глазах или в моих морщинах - кто его знает? Только она вздохнула и продолжала уже более заботливым, почти материнским тоном:

- Согласна, идите отдыхать, а я попытаюсь раздобыть какую-нибудь свежую информацию. Вот, возьмите... Тут записан номер моего телефона. Когда проснетесь, позвоните, и мы продолжим работу.

Я добрался до ближайшей остановки, и дребезжащий трамвай довез меня до дома. Мне ничего не хотелось, кроме как прилечь.

Что ж, в моем распоряжении была эта тридцатилетняя дурочка с персональным компьютером на запястье, которая собиралась учить меня расследовать убийства - вот и пусть она работает! Мне-то какое до этого дело? Пусть она даже найдет своего серийного убийцу, чтобы похлопать меня снисходительно по плечу, но я лягу поспать.

Я включил телевизор и устроился в кресле напротив экрана. У меня уже не было сил добраться до постели. Вы когда-нибудь смотрели телевизор в Кампос-де-Отоньо? Конечно, если у вас есть кабельное телевидение, то это другое дело, но я-то имею в виду местные передачи - они просто невыносимы! Хотя идеально подходят на роль снотворного.

Я проспал два часа.

Однако это был неспокойный сон: мой мозг полицейского ни на секунду не переставал трудиться. И, проснувшись, я первым делом вспомнил про этих четверых мертвецов. Было нечто общее между ними, хотя это и не бросалось в глаза с первой же секунды. Нечто такое, что дразнило мое подсознание. Должно быть, сработал инстинкт старого полицейского. Я знаю, что это глупости, но другое объяснение в голову не приходит. Мне было что-то известно, но я не осознавал, что именно.

Я отправился в туалет, не переставая размышлять. Любопытно: когда не думаешь о мочеиспускании, то оно проходит гораздо лучше. В данном случае я убил двух зайцев: и помочился на славу, и наконец-то осознал, что же меня так мучило во сне. Я спал прямо в плаще, поэтому достал из кармана телефон и набрал номер, который мне дала Бреннан, не переставая мочиться.

- Кто говорит? - Ее голос заглушал грохот поездов на железнодорожной станции.

У меня очень чуткий слух, и я по звуку могу узнать любой район Кампоса, даже по телефону. Слух - единственный орган восприятия, который у меня сохранился в отличном состоянии.

- Это Торрес. У меня есть одна идея.

- Надеюсь, хорошая, - крикнула она в трубку, пытаясь перекричать шум. - Потому что у нас появился еще один труп.

- Так быстро?!

За один день три трупа - такое мне не снилось даже в кошмарном сне.

- Да нет, - пояснила Бреннан. - По данным экспертизы, данное убийство произошло три дня назад. Жертву звали Карлотта Грулл, она работала кассиршей на вокзале...

Вот оно! От волнения я сам не заметил, как закричал в трубку:

- Постойте, Бреннан, а сколько лет ей было?

- Секунду. - Она что-то сказала кому-то и вновь обратилась ко мне. - Двести двадцать семь.

- Как я и думал!

- Что? - Наверное, она разговаривала с кем-то на вокзале, но мне надо было поведать ей о своей догадке.

- Связь есть! Подожди секунду. - Я застегнул ширинку, взял шляпу и вышел из дома. - Знаешь, сколько человек старше двухсот лет проживает в Кампос-де-Отоньо?

- Я могу посмотреть...

- Очень мало. Прогноз продления жизни с помощью ЛГ предусматривает всего лишь сто девяносто лет. А теперь скажи мне, в каком возрасте были убитые? У тебя же под рукой эти данные?

- Секунду... Вот, пожалуйста: Гомес - двести пятнадцать лет, Уоллес - сто девяносто семь, Пеллхем - сто двадцать восемь, Сойер - двести тридцать один и Грулл - двести двадцать семь.

Пока она перечисляла все эти данные, я успел дойти до трамвайной остановки.

- Ну вот, все они были слишком старыми даже для Кампоса. Всем им было в районе двухсот лет, и убиты они были почти одновременно - вот тебе и связь!

- За исключением Пеллхема, - уточнила она.

Ничто не совершенно, но моя версия пока оставалась единственно возможной.

- Согласен, - продолжал я. - Но четыре из пяти - это неплохое процентное соотношение. Ты можешь посмотреть по компьютеру, кто из долгожителей еще живет в Кампосе? Выбери десятку самых старых, и я готов поспорить на что угодно, что наша четверка окажется в их числе.

- Ага... Да, верно: Гомес, Сойер и Грулл есть в этом списке.

Ну, и что вы на это скажете? Первым наткнулся на верный след старый полицейский, а не это последнее слово детективной науки, которое послали ему в подмогу!

В трамвае я почувствовал такую радость, что даже перестал ощущать голодные спазмы в желудке. Ничего, через пару часов я заявлюсь в кабинет Калеро, таща за собой убийцу в наручниках, и тогда мы с Бреннан закатим банкет за счет мэра!

Я вновь вытащил из кармана телефон:

- Бреннан, ты слышишь меня?

- Да.

- Найди мне адрес самого старейшего из пока еще живых обитателей Кампоса. Ты все еще на вокзале?

Сейчас она была похожа на внучку, извиняющуюся перед своим дедом за то, что забыла поздравить его с днем рождения.

- Неважно. Найди те сведения, которые я прошу.

Я постепенно начинал чувствовать себя все увереннее. Девчонка оказалась не такой противной, как я считал вначале, и безоговорочно подчинялась моим указаниям, а раз так, то чего еще я мог пожелать? Конечно, есть и другие вещи, которые можно пожелать от девушки, но только не в моем возрасте.

- Человека, о котором вы говорили, зовут Конрад Бул. Это самый пожилой... то есть, самый старый житель Кампоса. Ему двести двадцать три года, он картограф и проживает в Зеленом квартале.

- Дай мне его точный адрес, и мы с тобой встретимся там.

Путь к дому Була занял у меня не более десяти минут, даже с учетом вынужденного захода в туалет.

План у меня был следующий: поговорить с картографом, чтобы получить от него любую интересующую нас информацию. Вы наверняка можете спросить меня, что картограф мог делать в Кампос-де-Отоньо. Дело в том, что каждый приезжает сюда, чтобы продолжать работать, а не сидеть взаперти в каком-нибудь доме для престарелых, питаясь диетическими супчиками и попивая слабое винцо. Боюсь, что у Була не было возможности применить свои профессиональные знания на практике, ведь у нас в Кампосе нечего картографировать. На что же он тогда жил? Ведь тут нет пенсий, господа: каждый работает и получает за свой труд зарплату. Потом уже я узнал, что Бул числился на какой-то должности в строительной конторе, но думаю, что он и там ничего не делал.

Да, я вам начал рассказывать про свой план действий. Было необходимо побеседовать с Булом, а впоследствии - и со всеми долгожителями Кампоса, и тогда мы вычислили бы общий фактор, которого нам до сих пор не хватало.

Когда я встретился с Бреннан, на перекрестке рядом с домом Була, то в уме все еще прикидывал, какие меры следует предпринять: установить наблюдение за каждым из двадцати самых старых обитателей Кампоса или вывезти их в надежное место, чтобы защитить от убийцы? Последнее вряд ли годилось: мы здесь предпочитаем поймать преступника с поличным, нежели спасти потенциальную жертву: человеку, которому перевалило за двести лет, и так уже недолго остается тянуть лямку на этом свете.

Зеленый квартал - довольно приятное местечко в Кампосе. Он почти полностью состоит из небольших малоразмерных домиков с красивыми садовыми участками. Такое жилье стоит дорого, и мое жалованье полицейского вряд ли позволило бы мне поселиться в этом районе. Перед домом Була - зеленого цвета, как и все остальные дома, - был разбит хорошо ухоженный сад. Мы вошли в калитку и направились по узкой дорожке, посыпанной гравием, как вдруг в доме раздался крик. Это было невероятной удачей: застигнуть убийцу в момент совершения им очередного злодеяния.

Бреннан с ошарашенным видом посмотрела сначала на меня, а потом на улицу. Там спокойно прохаживались гуляющие люди. Я понял, что так удивило мою спутницу.

- Да, это одна из главных наших проблем. Никто не поможет кому бы то ни было в Кампосе, даже если услышит зов на помощь. Здесь каждый живет по принципу: моя хата с краю. Мы, старики, всего боимся, и нам лучше не влезать в передряги, понимаешь?

Поняла Бреннан меня или нет, но она не стала выслушивать мои сентенции. Она пустилась бежать - насколько я понимаю, этому их тоже учат в полицейских академиях - забыв, что находится в городе, где никто не бегает.

В течение всей этой возни, которая не заняла и двух минут, не было слышно ни звука внутри дома, но в тот момент, когда моя помощница наконец взобралась на карниз, чтобы проникнуть через окно в дом (или чтобы вырваться из моих похотливых рук), какой-то тип в черном и в кепке, длинный козырек которой был надвинут на глаза, в полусапожках, украшенных металлическими пряжками, и с тростью в руках выскочил из окна, сбив Бреннан и меня и повалившись на нас сверху. Признаюсь, что я слишком увлекся пальпацией бедер Бреннан и потерял бдительность. Для полицейского с моим стажем это непростительно, но что я могу сказать в свое оправдание? Слаб человек, слаб...

У неизвестного была густая белоснежная борода, испачканная кровью, и на его лице фигурировало не менее удивленное выражение, чем у нас с Бреннан. Он поднялся на ноги с удивительной ловкостью для человека, только что сиганувшего с трехметровой высоты, и, опираясь на трость, быстрым шагом устремился к садовой ограде. Бреннан выглядела отключившейся, и клянусь, что в тот момент я об этом пожалел, потому что она-то скрутила бы этого типа в два счета. Мне не оставалось другого выхода, кроме как вызвать по телефону скорую помощь для Бреннан, и устремиться в погоню за "ковбоем".

Ну, насчет устремиться - это я преувеличиваю. Незнакомец был приблизительно моего возраста, он хромал, но зато опирался на трость, благодаря чему развил вполне приличную скорость передвижения. Если честно, слишком большую для меня, поскольку я никогда не был хорошим бегуном даже в свои лучшие времена. К тому же, убийца позволил себе роскошь перемахнуть через садовую ограду, а мне пришлось сделать круг к калитке и потерять драгоценные двадцать метров. В итоге, мы оба оказались на улице, передвигаясь ускоренным шагом друг за другом.

Я не переставая кричал ему:

- Стой, полиция!

А он отвечал мне:

- Оставь меня в покое, козел! Я не сделал ничего незаконного!

Ну да, если не считать, что его одежда была испачкана кровью!..

Люди на улице в страхе сторонились - не потому, что мы могли сбить кого-нибудь с ног; на такой скорости мы не представляли опасности для пешеходов - а потому, что никогда не видели, как один человек преследует другого. Я прибавил шагу, и седобородый сделал то же самое. Если бы я его поймал, то кто-нибудь пришел мне на помощь, и тогда погоня прекратилась бы. Однако сердце мое уже было готово выпрыгнуть через рот. К тому же, трудно преследовать преступника, когда тебя обуревает очередной приступ моченедержания и каждый шаг отдается в животе тупой болью.

Не в силах больше бежать, я окликнул преследуемого:

- Остановись хотя бы на секунду!

Мы стояли с ним посреди неизвестно какой улицы, тяжко отдуваясь и держась за грудь, всего в десяти метрах друг от друга.

- Почему бы тебе не сдаться правосудию? - наконец сумел выговорить я.

- А ты поймай меня, если сможешь, придурок! - процедил он сквозь зубы.

- Ты кто, черт тебя подери? - Вместо ответа он сделал непристойный жест. - Зачем ты это сделал?

Подонок и не думал скрывать свою вину:

- Я ничего не знаю. Мне говорят, кого я должен прикончить, а потом высылают деньги по почте.

Он уже понял, что я не смогу поймать его. Откашлявшись, он снова пустился в путь, и, хотя все мои мышцы протестующе вопили, мне пришлось последовать за ним. Не имею понятия, сколько времени мы плелись по улице, пыхтя, как паровозы, под недоуменными взорами прохожих. Мимо нас медленно проплывали дома с ухоженными садиками, пешеходы, выгуливающие собак, бесполезные дорожные знаки...

Я вновь стал призывать на помощь прохожих криками:

- Остановите этого типа, я из полиции!

Но все равнодушно отворачивались от меня.

В конце концов я описался прямо в штаны - немного, но достаточно, чтобы стыд заставил меня остановиться. Увидев, что я обессиленно опускаюсь на асфальт, Ковбой тоже остановился и, смеясь, показал мне свой огромный окровавленный кинжал.

- Убирайся к гребаной матери, негодяй! - вскричал я, и он так и сделал, оставив меня валяться на мостовой в предынфарктном состоянии.

С Бреннан ничего не случилось. От падения она потеряла сознание на несколько секунд, но без особых последствий, ей просто требовалась первая помощь. А у меня, ясное дело, инфаркта так и не случилось. Я просто поменял брюки и отдышался, хотя мне казалось, что это займет всю мою оставшуюся жизнь.

Кстати, у Була тоже была рассечена аорта.

- В чем же?

- В отношении наших мафусаилов. Кто-то ведет охоту на самых престарелых, но зачем?

Я не собирался отвечать на ее вопросы.

- Понятия не имею.

- Может быть, это маньяк, который хочет оставаться самым старейшим жителем в округе? - Она явно не намеревалась оставить меня в покое. - Чтобы побить рекорд долголетия. Разумеется, Пеллхем продолжает оставаться исключением в этом плане.

В отсутствии логики ей было трудно отказать. Поддавшись соблазну показать себя этаким матерым сыщиком, я уцепился за последнюю фразу своей собеседницы.

- Думаю, в этом-то и заключается ключ к разгадке, - с таинственным видом заявил я. - В Пеллхеме. - Она подняла свои густые брови в немом вопросе, и я усмехнулся: - Вижу, что тебе не понять дедукцию старого сыщика. Инстинкт полицейского, если хочешь. Если все, что относится к делу, совпадает, за исключением одного элемента - значит, именно этот элемент имеет решающее значение. Мы знаем, почему убивали других - потому что они были очень старыми. Но если мы разгадаем мотив убийства Пеллхема, то раскроем и все дело .

Бедняжка смотрела мне в рот, затаив дыхание.

- Но мы не знаем, убивали ли их из-за того, что они... Да, это - совпадение, но... И что нам теперь делать?

Я потянулся и кинул ей еще несколько жемчужин из своего обветшалого запаса детективной мудрости:

- Твоя задача - раздобыть всю возможную информацию о Пеллхеме, и тогда посмотрим. Я хочу знать о нем все, включая количество камней в его почках. А я зайду в отделение, чтобы составить описание убийцы. Потом просмотрю кучу архивных фотографий и наверняка найду среди них этого стервеца.

Сейчас у меня вызывает удивление то, с какой легкостью я привык командовать Пышкой, давать ей поручения и как быстро она повиновалась любым моим указаниям, даже если они были призваны замаскировать отсутствие хороших идей. Возможно, из нее получился бы неплохой напарник: что-то типа Ватсона при Холмсе, знаете ли... Я знавал многих полицейских за время своей службы, но никто из них не годился на эту роль так, как Бреннан.

Да-да, я знаю, что вас это не интересует...

- Я не нашла ничего особенного в Пеллхеме. Я проверила акт о его регистрации в качестве жителя Кампоса и медицинские отчеты о состоянии его здоровья. Ничего!.. Дэвид Пеллхем был довольно преуспевающим врачом, он принимал пациентов на дому и работал в Фармацевтическом центре, где отвечал за распределение лекарств. На него не заведено дело в полиции и вообще нет ничего такого, что могло бы привлечь наше внимание.

В подтверждение своих слов она протянула мне стопку бумаг, причем я не мог не заметить, что все они отпечатаны крупным шрифтом - видимо, со скидкой на мое слабое зрение. Пачка документов содержала гору различных сведений, которые не представляли особого интереса: предыдущее место жительства, близкие родственники, регистрация в реестре жителей Кампос-де-Отоньо...

- Тут есть одна ошибка, - сказал я, пробегая взглядом одну из бумажек.

В том не было моей заслуги, ошибка просто бросалась в глаза, и даже слепец наткнулся бы на нее.

- Какая?

По выражению лица Бреннан можно было понять, что она думает, будто я имею в виду оплошность, допущенную ею при распечатке документа. Но я решил не мучить ее лишний раз.

- Тут указано, что Пеллхем прибыл в Кампос в 2024 году. Но тогда ему должно быть сто девяносто два года, потому что он никак не мог явиться сюда до своего рождения.

- Конечно, нет, - с невольным облегчением согласилась Бреннан. - Должно быть, в документе сделана ошибка.

Я заказал кофе - мне пока его разрешают пить - и жестом распорядился унести все эти ненужные бумаги, а потом вновь проявил свой скверный характер:

- Думаю, у нас нет оснований не доверять архивам, потому что они хранятся не здесь, а в аппарате центрального правительства. Иногда кто-то доходит до того, что забывает свое имя, и тогда только центральный архив может ему помочь.

Через полчаса Пачеко сидел в комнате для допросов. Отпечатки его сапожек совпадали со следами, найденными на местах преступлений, и в нашем распоряжении имелось орудие убийства. Но его показания нам почти ничего не дали: он не знал, кто ему платил, и для чего нужно было убивать старцев. Зато мы получили полный список его жертв: их было больше тридцати, и, как мы и ожидали, почти все из них были в возрасте около двухсот лет. Кроме Пеллхема и еще одного типа. Трое из них уже были мертвы, и Пачеко указал, где мы можем найти их трупы.

В шесть часов вечера мы с Бреннан вышли на улицу. На нас висело полдюжины необъяснимых убийств, хотя личность преступника была нам известна.

- Что ж, дело закрыто, - без особого убеждения сказал я.

Бреннан попыталась меня утешить:

- По крайней мере, мы схватили убийцу, и вы спасли жизнь многим людям, инспектор.

Я поблагодарил ее за добрые намерения, но этого было недостаточно.

- Мы отрубили руку исполнителя, но мы по-прежнему не знаем, кто был заказчиком, а он может подыскать других убийц, чтобы закончить начатое дело. В любом случае, надо доложить о результатах расследования Калеро. Думаю, он останется доволен, ведь за этот день мы добились неплохих результатов.

Бреннан улыбнулась радостно (так ребенок радуется солнечному дню), потому что я включил ее в свою команду, и она имела право разделить со мной успех расследования. Это была непосредственная натура, и теперь мне жаль, что я был таким несправедливым по отношению к ней.

Вот мы и подходим к концу этой истории.

Мы шли в мэрию, как вдруг Бреннан, явно желавшая быть полезной до конца, остановила меня.

- Инспектор, а вы не хотите, чтобы я что-то сделала в отношении людей из того списка? - спросила она, и я должен чистосердечно признаться, что забыл должным образом завершить свою работу. Вы же знаете, что порой некоторые вещи выскакивают у меня из головы.

- Конечно, - попытался скрыть я свою оплошность, - нам следует взять этих людей под охрану. Займешься этим сама? Направь по парочке агентов в дом каждого из указанных в списке, и я думаю, что, рано или поздно, сменщик Пачеко там появится.

- И к молодому человеку тоже?

Формулировка вопроса вызвала у меня невольную улыбку, чего уж там скрывать. Я знал, кого имеет в виду Бреннан, но все-таки задал вопрос, чтобы выиграть время для обдумывания той идеи, которая начинала возникать в моей голове.

- Кого ты имеешь в виду?

- Этого... подождите, посмотрю, как его зовут... Ага, вот: Густаво Пратс, сто пятьдесят три года.

- Ах да, еще одно исключение из общего списка, помимо Пеллхема. Да-да, конечно, ему тоже требуется охрана. - Я уже начинал сердиться. Меня раздражало, что эти двое были отклонением от общего правила: ведь всем жертвам, кроме них, было под двести лет и даже больше. - Кто он такой?

- Пратс? - Она сверилась с экраном своего компа. - Работает провизором в Фармацевтическом центре.

И тут мой мозг омолодился на добрую сотню лет. Впрочем, я неверно выразился. Единственный орган, который у нас, стариков, работает по-прежнему, за исключением членов клуба Альцгеймера, - это голова. А молодежи кажется, что это не так. Они думают, что мы - глупые, отставшие от жизни дети. Но это заблуждение: разум всегда остается разумом, а воспоминания - воспоминаниями. Мозг может работать медленнее, ты можешь что-то забывать - например, имя своей дочери или ее лицо - но он всегда остается таким же, черт возьми! А значит, и ты сам тоже остаешься прежним...

Я спросил:

- Бреннан, а ведь Пеллхем тоже работал в Фармацевтическом центре?

Прежде чем она успела ответить, я сунул нос в данные, которые высветились на экране ее наручного компа, и продолжал:

- Вот оно что, все дело в этом Центре! Месяц тому назад на него было совершено нападение, в ходе которого погибли несколько человек. Их убийцей был один псих, которого я лично задержал. А теперь наш убийца престарелых пытается убрать людей, работавших в том же учреждении. Ты веришь в совпадения, Бреннан?

- Не знаю, но боюсь, что вы не верите в них, - с улыбкой ответила она.

Я схватил ее за руку и ускорил шаг.

- Вот что: сейчас мы с тобой нанесем визит Пратсу!

- А как же мэр?

- Оставь для него сообщение и укажи, где мы будем находиться.

Я был так взволнован, что решил взять такси. Обычно я не доверяю нашим таксистам, которые в любой момент могут задремать за рулем.

Пока мы ехали, Бреннан сделала несколько звонков, чтобы организовать охрану старцев из списка и получить всю доступную информацию о Пратсе и о деятельности Фармацевтического центра.

- Послушайте, Торрес, - улыбка, разлившаяся по румяным щечкам Бреннан, была такой застенчивой, словно девчонка заблудилась и стесняется в этом признаться, - вы уверены, что раскрыли это дело?

- Мы раскрыли его вместе. - Хоть и редко, но я все же бываю щедрым. - Скажи, чем занимается Фармацевтический центр? Распределением медикаментов? Прекрасно. Особенно тех, что содержат ЛГ, не так ли. А для чего предназначены пилюли ЛГ?

- Для увеличения продолжительности жизни.

- Вот именно. До двухсот с гаком лет. И теперь мы имеем дело с каким-то типом, который, предположительно, сначала организует налет на Центр, а потом пытается убить всех двухсотлетних или тех, кто приближается к этому возрасту, включая медика и провизора этого Центра. Вывод? Кто-то не хочет, чтобы люди жили больше двухсот лет, и этим кто-то может оказаться либо фанатик, возжелавший поставить мировой рекорд долголетия, либо...

- Раймундо Ривас. - Бреннан внимательно следила за моей логикой рассуждений. - Лидер организации "Естественная Жизнь".

Точно! Вот теперь можно было считать дело раскрытым.

Но выражение лица моей напарницы об этом не свидетельствовало. Откашлявшись, она сказала:

- Все это выглядит логично. Но тогда зачем мы направляемся к господину Пратсу, вместо того, чтобы поехать к Ривасу и арестовать его?

Проницательная девчонка, ничего не скажешь. Конечно, она была права, и я пояснил:

- Потому что мне это не представляется таким логичным. По тем данным, которые мы имеем о Пратсе, следует странный вывод. Взгляни-ка на дату его поселения в Кампосе.

Она сверилась с компом: февраль 2031 года. Но это было невозможно!

Глаза Бреннан округлились:

Мы подъехали к дому Пратса в семь тридцать вечера. Провизор жил в мрачном Черном квартале.

Пратс открыл нам ворота и дверь дома, не вставая с кровати, на которой он лежал. Запах испражнений, стоявший в комнате, был отвратителен. Должно быть, несчастный вот уже две недели не вставал с кровати: повсюду вокруг него валялись пустые коробки от пиццы и старые фотографии. Нет ничего странного в том, что человек мог дойти до такого плачевного состояния. У многих порой кончаются силы - я не имею в виду физические - и тогда они остаются умирать от голода и жажды. Медики называют это депрессией, но на самом деле речь идет о другом: одиночество старости иногда способно убивать.

Я вновь представился, хотя уже сделал это, когда общался с Пратсом по домофону, встроенному в садовую калитку:

- Господин Пратс, я - инспектор Торрес, а это - инспектор Бреннан. Вы плохо себя чувствуете?

Он приоткрыл глаза и сказал очень тихим и слабым голосом:

- Я умираю, инспектор.

- Может, вы просто больны, - безуспешно попытался ободрить его я.

- Нет-нет. Я умираю от той чумы нашего времени, от которой умрете и вы, и ваша молоденькая подружка.

Бреннан подошла к умирающему и взяла его за руку:

- Успокойтесь. Мы отвезем вас в больницу.

- Врачи мне не помогут, - со смешком, тут же перешедшим в кашель, произнес Пратс. - Знаете, в чем заключается самая большая беда нашего времени? В пилюлях ЛГ! В том, что призвано продлевать жизнь, но на самом деле обрывает ее.

- Что вы хотите этим сказать? - Я пытался завести его, как часовую пружину, чтобы он продолжал говорить, потому что складывалось впечатление, что жизнь Пратса утекает, как вода между пальцев, и он вот-вот умрет, так и не сделав последнего признания. Но нет, такое бывает только в кино, а реальность никогда не скрывает от нас правду.

Пратс глубоко вздохнул и продолжал:

- Я хочу сказать, что я исполнял приказы, инспектор. Пеллхем был хорошим человеком, его мучила совесть, и однажды он признался мне, что прекращает подменять пилюли. Знаете, что с нами происходит? Нас постепенно убивают. Я сэкономлю вам время. Я отравил себя, как это делал много раз с другими.

Я не очень-то понимал его. Мне казалось, что умирающий бредит, хотя его слова вызывали смутное беспокойство и вряд ли стоило их игнорировать.

Я попытался навести порядок в признаниях хозяина дома:

- Постойте, Пратс. Вы утверждаете, что лечение пилюлями "Львиная Грива" приводит к смерти?

Он отрицательно покачал головой, с усилием сглотнул, дотянулся с трудом до одной фотографии и показал ее мне.

- Совсем наоборот. Это - чудо, с помощью которого мы разорвали путы смерти. Но Дэйв, Дэйв Пеллхем, не мог смириться с ценой вечной жизни.

- Но ваше заявление не имеет смысла, - вмешалась Бреннан. - Продолжительность жизни благодаря ЛГ очень высока, однако нельзя говорить о вечности...

Пратс погладил руку девушки, чтобы она замолчала, жестом заставил ее наклониться к нему и прошептал:

- Вот вам пример: я и другие такие же, как я, все мы - воплощение смерти. Когда человек доживает до ста девяноста пяти лет, я заменяю его пилюли ядом, медленно действующим наркотиком, который постепенно сводит его в могилу за пять или, самое большее, десять лет. А взамен этого мне обещали подарить вечность. Они говорили: мы даем им двести лет, чего ж они еще хотят? Но Пеллхем был с этим не согласен, он хотел дать людям шанс жить больше. Несчастный безумец...

- Простите, но вы просто бредите, - сказал я. На самом деле, взгляд Пратса не был похож на взгляд сумасшедшего, и было трудно усомниться в его словах, которые он шептал как приговор. - О какой вечности вы твердите?

На этот раз он умоляющим жестом протянул руку мне и продолжал свое странное признание:

- Вас ведь зовут Торрес, да? Что ж, Торрес, как вы думаете, сколько мне лет?

- Сто тридцать.

- Сто тридцать два, - поправила меня Бреннан, сверившись со своим компом.

Пратс вновь попытался рассмеяться.

- Так записано в моих документах. Они ведь могут менять и документы. На самом деле, мне двести семьдесят пять лет... или двести семьдесят шесть... не знаю...

Я переглянулся с Бреннан. Этот тип окончательно сбрендил, подумал я, и она, словно прочитав мои мысли, изобразила на своем личике сочувствие.

А Пратс продолжал говорить:

- Вы мне не верите? Конечно, я ведь так молодо выгляжу, и с каждым днем выглядел бы все моложе и моложе. Но загляните в мою карточку регистрации в Кампосе, ее-то они не могли изменить, потому что она хранится в архивах центрального правительства, вне их досягаемости. Фармацевтика пока еще не захватила всю власть в мире. Посмотрите!..

Тут он был прав. Эти даты вызывали у меня такое глубокое сомнение, что мне оставалось лишь быстренько пораскинуть мозгами в поисках лежащих на поверхности объяснений - это у нас, стариков, хорошо получается. Я твердил себе, что это невозможно, что не стоит верить этому сумасшедшему самоубийце.

Пратс опять показал мне фотографию, которую взял с матраца. Портрет очень старого человека, смутно похожего на Пратса, но с тем же взглядом глубоко посаженных глаз. На всех фотографиях, рассыпанных по кровати, были изображены глубокие старцы, но глаза у них были одни и те же.

Ноги мои ослабли, и я воскликнул:

- О чем вы говорите? К чему эта история о фармацевтике? Вы не можете быть таким старым, иначе вы бы сейчас находились в гораздо худшем состоянии!

- Нет, просто они сотворили чудо. Время как бы делает поворот назад, но они не знают, почему... Достигнув возраста примерно двухсот двадцати лет, человек начинает молодеть. Невероятно, правда? Как говорят ученые, вселенная развивается циклами. Вот и наша жизнь движется то туда, то сюда. То есть, она, как и вселенная, не имеет ни начала, ни конца, и никогда не кончается, а, как маятник, колеблется туда-сюда, причем ее конец и начало связаны. Прожив достаточно много времени, ты потом возвращаешься обратно, и это позволяют сделать пилюли ЛГ.

Было абсурдом, и я и слышать об этом не хотел. Единственное, что меня беспокоило, были эти даты, эти необъяснимые ошибки, и мне почему-то стало страшно.

- Бреннан, - сказал я своей спутнице, - это надо как-то проверить. Ты должна уехать из Кампоса, чтобы провести расследование в центре...

Однако моя помощница не успела ответить. Из груди ее выплеснулся фонтанчик крови, и она замертво рухнула на пол.

Стрелявший от дверей Калеро прицелился в меня.

Я посмотрел на Бреннан. Мне до сих пор жаль, что я так и не узнал ее имени. Эта девчонка не заслуживала такой смерти, она была полна жизни. Черт подери, никто не должен умирать, не дожив до ста лет, никто никогда не должен умирать, ведь этого можно избежать!..

Простите... Я продолжаю.

Итак, Калеро нервничал, а я был испуган.

Он заговорил первым:

- Отойдите в сторону, Торрес.

Едва мне удалось восстановить контроль над своими конечностями, я выполнил это распоряжение, и мэр дважды выстрелил в Пратса.

Теперь настал мой черед, подумал я.

Но мэр опустил пистолет, вытащил из кармана носовой платок и утер пот со лба.

- Что произошло? - шепотом спросил я.

Улыбнувшись, Калеро развел руками:

- Судя по заметкам в компьютере Бреннан, тебе удалось раскопать это дело, Торрес. Все организовал этот безумец Ривас. Он решил убрать всех, кто пользуется ЛГ, и тех, кто создал эти пилюли. Я сумел разоблачить его, благодаря результатам твоего блестящего расследования... совместно с Бреннан. Жаль, что она пала жертвой одного из этих безумных убийц, который убил Пратса и которого ты убрал с риском для жизни.

Я не верил своим ушам, слушая такую наглую ложь.

Переведя дух, я воскликнул:

- Значит, то, о чем говорил Пратс, - правда! ЛГ возвращает назад, в молодость, а создатели чудо-таблеток решили у нас ее похитить.

- Да нет, во всем виноваты эти типы из "Естественной Жизни", я же тебе говорю. Скоро мы их всех арестуем.

- А меня... меня ты тоже убьешь?

Мэр отрицательно качнул головой и протянул мне еще дымящийся пистолет.

- Я ведь расскажу правду любому, кто будет готов меня выслушать, - сказал я.

Он с усмешкой пожал плечами:

- Тебя будут слушать только старики, а всем остальным наплевать, что тут у нас происходит. Это я допустил ошибку. Я не должен был просить помощи из центра. Бедняжка Бреннан!.. Но тогда я бы и сам ничего не узнал.

- А когда ты узнал, тебя попросили уладить это дело? И что же тебе предложили взамен?

Калеро снова вытер пот на лице и пожал плечами, словно извиняясь. Потом бросил пистолет на кровать покойного Пратса, повернулся ко мне спиной и сказал на прощание:

- Это кажется невероятным, Торрес, но когда тебе предлагают такое... Все, что я успел потерять... А теперь меня вызвали и сказали, что я могу вернуть все это. И снабдили меня всеми сведениями. Что бы ты сделал на моем месте?

Конечно же, я поступил бы так же. Хотя не могу понять, почему бы не дать всем людям возможность продолжать жизнь. Почему они не хотят дать нам этот шанс, считая, что оказывают нам добрую услугу? А эти несчастные старики гордились, что им удалось дожить до двухсот лет, и работали в городе, который был одной большой бойней...

Вот и все, джентльмены.

Когда Калеро уже закрывал за собой дверь, я спросил его:

- Теперь вы начнете травить меня фальшивыми ЛГ, начиная с завтрашнего дня?

- Нет, Торрес, тебе еще остается много лет жизни. Каждый должен умирать в свое время.

- Кроме тебя, - сказал я, и он ушел, а я арестовал Риваса и всех членов "Естественной Жизни", которых удалось схватить. И они сказали, что это ошибка, а я дал показания под присягой в суде, что видел своими собственными глазами, как они убили Пратса и Бреннан, а потом я отправился домой и пил, пока меня не стошнило, и наконец я заснул.

Так закончилась эта история.

Члены "Естественной Жизни" будут обвинены в убийстве, в этом не стоит сомневаться. Но не печальтесь о них, их не казнят. Они ведь не принимают ЛГ, поэтому они будут единственными на Земле, кто умрет без чужой помощи, - счастливчики! Возможно, и я когда-нибудь вступлю в их организацию...

Я рассказываю вам эту историю, потому что все равно ничего не изменится. Никто не слушает стариков, и вы сейчас, должно быть, думаете, что выживший из ума старец бредит, что по достижении двухсот или тысячи лет нельзя начать молодеть, что вселенная устроена иначе, что вы знаете это, потому что вы молоды и умны. Все равно, я останусь здесь, в компании всех своих товарищей, до тех пор, пока не умру или пока меня не прикончат, ведь меня, как и всех вас, держат взаперти. Надеюсь, что я не надоел вам своими россказнями. Мне хотелось бы снова увидеть вас, вы можете заехать сюда, в Кампос-де-Отоньо, когда вам захочется навестить меня. Я буду ждать вас с другими историями, наверняка более увлекательными, чем эта.

Я знаю: это была некрасивая история, и ее лучше забыть. Еще вчера я думал, что быть стариком означает быть одиноким, но я ошибался, потому что мы все одиноки. Это - мир одиноких людей, которые при встрече не приветствуют друг друга. Мы рождаемся одинокими, растем одинокими и умираем в одиночестве - вот и вся истина. А некоторые даже не могут умереть.