Сильвен Масэ

СТЕНА

Я проснулся, как от толчка, и уселся на кровати. В следующую секунду я осознал, что что-то не так. Обычно, когда я встаю, мне чертовски хочется отлить. А сейчас не было ни малейшего желания!.. Как и того ощущения одеревеневшей глотки, которое всегда преследует меня каждый день по утрам. Я был свеж, как огурчик!

Тем не менее, ночь была бурной. Я не помнил точно своих кошмарных снов, но все они вертелись вокруг моей работы: ссора с комиссаром Бертраном, скончавшимся три года назад от рака слепой кишки; нелегкое задержание наркодилера, который был, как две капли воды, похож на моего деда, и прочие веселенькие штучки в том же духе.

Я взглянул на часы-радиоприемник: 3-21!

Я повернулся, чтобы сказать моей жене Катрин, что пора вставать. Будильник, наверное, скурвился еще ночью, потому что сквозь жалюзи в комнату просачивался дневной свет. Но Кэти уже ушла. Во всяком случае, так я подумал.

Мы с Катрин уже практически развелись, но продолжаем жить в одной квартире в ожидании, когда мэрия найдет для меня служебную жилплощадь.

Я встал. Если бы я вам сказал, что у меня сразу появилось скверное предчувствие, то покривил бы душой, потому что в тот момент я буквально околевал от страха. Это трудно объяснить, но все предметы, которые я мог различить, вдруг показались другими. И дело было не в том, что будильник упорно показывал три часа двадцать одну минуту, и даже не в том, что электричество оказалось отключенным, в чем я убедился, пощелкав выключателем, и уж тем более не в отсутствии моей бывшей супруги, которая наверняка уже отбыла на работу. Просто все вещи вокруг казались мне... мертвыми!

Как собака моего деда.

Это случилось на рождественских каникулах в 53-м году. Коккер-спаниэль растянулся, как обычно, возле огня, но мне не потребовалось подходить к нему и трогать, чтобы, убедиться, что он отдал богу душу. Он больше не выглядел как живая собака, вот и всё. Чего-то в нем не хватало. И, можете мне поверить, с момента моего поступления на работу в полицию я еще много раз испытывал это любопытное чувство, причем не в отношении каких-нибудь собачонок...

Я вышел из спальни в гостиную, и мой взгляд остановился на диване. Обычно именно он первым из всей мебели бросался в глаза входящему: светло-зеленый диван, величественно развалившийся посреди комнаты как свидетельство скверного вкуса Катрин. Но сейчас и в нем отсутствовала какая-то неуловимая деталь - как тогда, в заснувшем навсегда коккере. Передо мной стоял мертвый диван! Это звучит глупо, но именно такая мысль пришла мне в голову.

Сердце мое вдруг подкатило к горлу, но до рвоты, слава богу, дело не дошло. Я направился в кухню с намерением выпить кока-колы - да-да, я по утрам пью кока-колу! - и проглотить пару таблеток витамина. Но то, что я там обнаружил, ввергло меня в ступор: холодильник оказался пуст! Я принялся открывать один за другим шкафы, всякий раз констатируя одно и то же: всё очищено до состояния "хоть шаром покати". Ни продуктов, ни всяких там кухонных причиндалов. А самое удивительное заключалось в том, что всё вокруг сверкало и блестело: ни пятнышка, ни крошки - как будто все вещи были куплены накануне! С учетом недоразвитых хозяйственных качеств Кэти это выглядело как настоящий подвиг...

Так, значит, это ее рук дело! Это было единственным объяснением, которое мне сразу пришло в голову (если ты сейчас читаешь эти строки, Катрин, прости меня). Хотя внешне наш брачный союз выглядел вполне благочинным, злость и ненависть, которые мы на самом деле испытывали друг к другу, давным-давно прикончили его. Скорее всего, Кэти подмешала мне в еду снотворное, а затем с помощью своего папаши, который с успехом годился на роль сварливой тещи, очистила всю квартиру, пока я спал.

Хотя тут была неувязочка. Женщина в предразводном положении не стала бы усыплять своего муженька, к тому же "легавого", чтобы сбежать от него с кастрюлями и съестными сокровищами, хранившимися в холодильнике. Тем более, что беглая рекогносцировка местности показала: телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр с колонками "Кабас", а также старые книжки Кэти остались на месте.

Конечно, в конце концов мысль о кознях жены показалась мне глупой, но под влиянием паники любые, даже самые невероятные объяснения имеют обыкновение выглядеть возможными.

Некоторое время я стоял неподвижно, созерцая холодильник и обдумывая возможные причины моих странных ощущений, а потом решил позвонить в комиссариат. Было бесполезно тащиться на работу в таком состоянии. В любом случае, я уже, наверное, опоздал. Ничего не оставалось, кроме как позвонить кому-нибудь из коллег с просьбой предупредить шефа о том, что я не приду. Внеочередной выходной день мне пошел бы только на пользу.

Телефонная трубка была холодной. Я машинально набрал номер, обдумывая, чтo бы изобрести в качестве уважительной причины. Не мог же я сказать, что пропускаю этот день только из-за будильника или из-за дохлого дивана!.. А вот и еще одна проблема, причем не из самых легких. Предположим, мне ответит дежурный офицер. Но он наверняка спросит мое имя, а я... я не могу его вспомнить!

***

Шок от этого открытия был таким, что я бросил трубку. Все равно гудка в ней не было слышно.

Господи, что же происходит?

Я сел на диван.

Разберемся с самого начала. Как же меня зовут? Патрик, Дидье, Жюльен... Невозможно вспомнить. А фамилия? Манкевич, Лемерсье, Лекоассен... Как бы это узнать? Все эти фамилии мне что-то говорят, но они - не мои. Я даже разревелся, как мальчуган. Со мной давненько не бывало такого, но согласитесь: ситуация меня оправдывала. Я точно знал, кто я, по части социального положения: тридцатитрехлетний мент, который живет со своей женой (причем уже давно) в Ланфер, городке, насчитывающем около пятнадцати тысяч душ населения. Мои родители погибли двенадцать лет назад в автомобильной катастрофе, и я был у них единственным сыном. Из родственников у меня остался только дядя, который живет где-то в районе Масси, и еще кое-какие двоюродные братья и сестры, которые обретаются неизвестно где. А самое смешное - я помню девичью фамилию Катрин (Пелья), но что касается моей собственной фамилии - мрак!..

Боже, что все-таки со мной произошло?!..

Я попытался еще раз проанализировать ситуацию. Итак, я проснулся в три двадцать утра, хотя на дворе уже день. Здoрово, верно? Кэти исчезла, мое восприятие предметов изменилось, холодильник и шкафы опустели и находятся в состоянии пугающей чистоты, телефон не работает, и, в довершение всего, я потерял память! Какие сюрпризы мне еще уготованы?

Я вновь попытался воспользоваться телефоном, но гудка по-прежнему не было. Стал искать пульт от телевизора, чтобы включить канал круглосуточных новостей, но тут же вспомнил (нет, это просто невозможно!), что света нет. Правда, радио в ванной комнате работало от батареек. Я повернул ручку громкости... Нет, напрасно! Даже никакого потрескивания в динамике. Значит, батарейки сдохли. Просто какое-то проклятье!..

Тогда я решил выйти на улицу. Натянул джинсы и вчерашнюю рубашку. Взял ключи от квартиры и от своего "Ровера", торопливо открыл входную дверь. Нужно было поскорее убедиться в том, что наружи всё в порядке.

Лифт, конечно же, не работал. Я устоял перед соблазном постучать соседям, чтобы поинтересоваться у них, не произошло ли ночью чего-нибудь из ряда вон выходящего. Но я не решился их потревожить. Было неизвестно, который сейчас час, потому что мои наручные часы тоже стояли. Я быстро пересек вестибюль и вышел во двор, где располагалась автостоянка. Все машины были еще там, включая маленький черный "Остин" Кэти. Кроме того, там наличествовали белый "Ниссан" семейства Кабанон и "Вояджер" Поля и Эмилии. Должно быть, сейчас около семи часов, потому что Поль, сосед со второго этажа, уезжает на работу не позднее семи тридцати.

Но где же тогда моя жена? Она не взяла ни свою, ни мою машину.

Я огляделся, по-прежнему испытывая странное ощущение. Вокруг было тихо. Я пробежался до угла проспекта и бросил взгляд сначала налево, потом направо. Все машины, которые я увидел, были припаркованы на стоянках. На проезжей части не было никакого движения, и, насколько я мог видеть, она была абсолютно пуста.

Я вернулся к своей машине и сел за руль. Безуспешно попытался включить радио. Уже ни на что не надеясь, повернул ключ зажигания и убедился, что аккумулятор сел. Катастрофа должна была произойти, пока я спал. Туча термоядерных ракет или какая-нибудь подобная ерунда. А скорее всего, всю нашу страну поразило мощное бактериологическое оружие. Об этом свидетельствовало тот факт, что здания остались целыми и невредимыми.

Я осторожно вылез из машины, убежденный в том, что мне одному удалось выжить после конца света. Оглядел окна здания в поисках признаков хоть какой-нибудь активности. Хотя все ставни были открыты, я не заметил ни единого движения внутри квартир. Я принялся кричать, но вскоре мне стало не по себе. Почему-то всегда чувствуешь себя не в своей тарелке, если твой голос звучит в абсолютной тишине.

Именно в этот момент я и почувствовал, что позади меня кто-то есть. Я повернулся и увидел человека, опирающегося на мою машину. Он был старым, на вид ему было лет семьдесят. Рост старика составлял примерно метр шестьдесят, и он был почти лысым. Я остолбенел. Человек казался таким реальным по сравнению с окружающими предметами, что у меня перехватило дыхание. Мне показалось, будто я заново родился.

Старик с улыбкой направился ко мне.

Я пожал руку, которую он протянул мне. Кожа у него оказалась мягкой и теплой. Это прикосновение чуть не повергло меня в обморок. Не поймите меня превратно, я вовсе не страдаю нездоровым влечением к мужчинам. Но в тот момент, признаться, я с радостью готов был расцеловать старика - такое облегчение я испытал от того, что отныне я не один в этом бреду наяву.

Чисто инстинктивно я попытался представиться старику. Но, несмотря на все усилия, так и не сумел вспомнить свое имя. Чувствуя, что еще немного - и паника вновь охватит меня, я поинтересовался у лысого, что происходит. Голос мой дрожал.

Старик перестал улыбаться, но не отпустил мою руку. Он сказал, что у него имеются кое-какие гипотезы, но ни одна из них не может считаться до конца верной. Наверное, я побледнел, потому что он с беспокойством вгляделся в мое лицо. Совсем как врач, пытающийся уловить момент, когда больному станет хуже.

Тогда я признался, что ничего не помню.

При этом я весь дрожал. Настолько, что едва держался на ногах.

Старикашка сделал шаг вперед, чтобы поддержать меня. Он дождался, пока я успокоюсь, а потом поведал, что с ним творится то же самое. Он тоже забыл свои имя и фамилию. Однако, чисто в практических целях, он разрешил мне называть его Полем - это было одно из тех имен, которые ему нравились.

***

Старик медленно провел рукой по своему лысому черепу, словно выигрывая время на размышления. Спокойствие, с которым он реагировал на окружающее, поражало меня, поскольку сам я с трудом удерживал себя в руках.

Я спросил его, сколько еще существует оставшихся в живых. Он ответил, что видел не больше трех десятков человек, причем среди них не было ни одного военного или полицейского. А из-за отключения электричества было невозможно узнать, работают ли государственные телеканалы.

На мой взгляд, мой собеседник разговаривал слишком громко, и я вынужден был сделать ему соответствующее замечание. Я еще не привык к безмолвию, которое воцарилось в городе, и к странному эффекту, который производил каждый звук в полной тишине. Потом Поль спросил меня, всё ли я уже испробовал у себя дома. Я ответил ему, что ввиду отсутствия света это было трудно сделать... Но он не дал мне закончить мою мысль. Оказывается, он имел в виду не электроприборы, а другие предметы: например, ножницы, ручку или же книгу. Книгу?! Интересно, каким образом проверяется исправность какого-нибудь талмуда? Да это же абсурд!

Теперь старик казался мне менее симпатичным. Возможно, он сошел с ума. В этом не было ничего удивительного, ведь крупномасштабная катастрофа могла любого заставить потерять голову. Моя потеря памяти - тому свидетельство…

Тем не менее, я достал из кармана джинсов свою зажигалку - это была "Бик" в серебряном корпусе, подарок Катрин, - и протянул ее своему собеседнику.

Он схватил ее с жадным любопытством и высек пламя. Похоже, вид огонька буквально заворожил старика. Тут он принялся кричать, что это великолепно. Можно было подумать, что он выиграл в лотерею самый крупный приз. Я невольно попятился. Этот тип действительно был чокнутым!

Заметив мою реакцию, старик немного успокоился, но не перестал размахивать пламенем зажигалки перед своим носом. Потом сообщил, что понимает мое удивление по поводу его действий, однако тот факт, что зажигалка функционирует, не может не ошеломлять.

Я не произносил ни слова. Как гласит старая мудрость, не стoит перечить безумцам. Прервав мои размышления о состоянии психического здоровья старика, он попросил меня показать ему мою квартиру, чтобы провести там кое-какие исследования.

Я не знал, что сказать в ответ. Старикашка был явным психом, но интуиция подсказывала мне, что он не должен быть опасен. Вежливость, которую он проявлял в общении, выглядела искренней. К тому же, у меня не было ни малейшего желания опять остаться в одиночестве.

В общем, мы с ним поднялись ко мне. Оказавшись в большой комнате, Поль принялся трогать и двигать разные безделушки. Я старался не смотреть на него. Я надеялся, что, когда его умопомрачение пройдет, он отведет меня к другим оставшимся в живых. Однако, когда он приступил к осмотру нашей домашней библиотеки, сердце мое замерло. Старик брал одну книгу за другой и бросал на пол. Кэти придавала большое значение своим книгам, и мне не хотелось бы потом оправдываться перед ней за их потрепанный вид. Поэтому я взволнованно заметил старику, что он не у себя дома. Он покраснел и извинился, но в качестве оправдания заявил, что следует торопиться, иначе вещи слишком быстро теряют реальность.

Он продолжал бредить! В таких случаях мне известно лишь одно средство, чтобы привести заговаривающегося в чувство, а именно - увесистая оплеуха. Пощечина, которую я отвесил Полю, прозвучала глухим тяжелым шлепком. А еще я крикнул, чтобы он прекратил сходить с ума, иначе затрещина окажется не единственной.

На левой щеке старика появилось красное пятно, и из глаз его брызнули слезы. Он перестал улыбаться, но не оставил своего занятия по издевательству над книгами!

Я изготовился повторить снадобье от помешательства, однако на этот раз, видя мой замах, Поль замер и попросил меня взять один из томиков, лежащих на полу, чтобы я сам убедился в его правоте. Я наклонился, не спуская со старика глаз. По росту я имел преимущество перед ним, но лучше было не рисковать.

Книга, которая подвернулась мне под руку, оказалась экземпляром "Оглохшего" Уильяма Равена. Я повертел ее в руках, оглядывая переплет, но не заметил ничего особенного. Тогда я взвесил в руке томик и попросил старика объяснить, в чем дело.

Не говоря ни слова, он положил пальцы на края книги, а потом стал открывать ее. Однако, несмотря на все его усилия, книга так и не открылась. Я отнял у него книгу, чтобы самому проделать эту операцию. Невозможно! Это была фальшивая книга. Предмет выглядел в точности, как книга, и имел тот же вес, но речь не могла идти о настоящей книге. Он напомнил мне те макеты книг, которые порой используются в качестве тайников для хранения револьвера, ключей от сейфа или денег. Но что больше всего поражало в данной подделке, так это качество ее изготовления. Заголовок, тисненный золотыми буквами на обложке, выглядел совсем как на настоящих книгах, которые Катрин покупала в книжном магазине пятнадцатого округа. Псевдокнига даже была потерта в той же степени, что и оригинал.

Поль следил за моими манипуляциями. Он спокойно дожидался, когда я осознаю тот факт, что вся домашняя библиотечка была поддельной.

Наконец он сказал, что должен был предупредить меня заранее, но я вряд ли поверил бы ему без наглядных доказательств.

Некоторое время я торчал неподвижно посреди комнаты, словно манекен. Потом подошел к письменному столу Кэти и попробовал, как действует ее пишущая машинка. Ничего не вышло. Машинка казалась состоящей из одной-единственной детали, и клавиши ее не поддавались нажатиям. Тогда я спросил Поля, как он всё это объясняет. По его словам, у него было две версии: либо мы умерли, либо сошли с ума. Не стoит пояснять, что ни одна из этих возможностей меня не удовлетворяла.

Я высказал мнение о возможной катастрофе, но Поль возразил, что не знает катаклизма, способного вызвать такие странные явления. Потом он выдал нечто странное: будто бы он претендует на роль живого доказательства того, что никакого катаклизма не было. Однако, когда я потребовал объяснений, он уклонился от ответа под предлогом необходимости завершить осмотр квартиры. Правда, он добавил, что у нас еще будет время, чтобы обсудить его теорию.

И взялся испытывать ручку, используя в качестве материала для письма тыльную сторону своей ладони.

***

Мы нашли фламастер, калькулятор и учебник по грамматике. Голубой "Рейнольдс" писал превосходно, и калькулятор наверняка способен был производить вычисления до тех пор, пока в нем не сядет батарейка. Что же касается учебника, то он позволял себя листать, и это для нас было настоящим счастьем!

Пока мы были заняты поиском реальных предметов, Поль объяснил мне, почему он так действует. Оставшиеся в живых на своем последнем собрании решили исследовать город, чтобы отыскать максимальное количество предметов, необходимых для дальнейшего выживания. Приоритет отдавался автомобилю, приемнику-передатчику и, конечно же, продовольственным товарам. Дело в том, что подобно тому, как мы с Полем не смогли написать ни буквы на стопке листов, лежавшей возле пишущей машинки, продукты тоже перестали исполнять свою функцию еды.

Старик поведал мне, что однажды в одной из кондитерских в центре города он нашел яблочный пирог. Как и книга, которую мы безуспешно силились открыть, пирог выглядел в точности так, как ему и следовало выглядеть, но оказался несъедобным. Его даже нельзя было разрезать, потому что он представлял собой цельный блок из неизвестного и очень прочного вещества. Вот почему Поль придал такое значение моей зажигалке и прочим предметам в квартире, которые были настоящими.

Постепенно мы все больше познавали друг друга. На самом деле Поль - он хотел, чтобы я и впредь называл его так - оказался симпатягой. Он вовсе не сердился на меня за ту неслабую оплеуху, которой я его наградил. Он понимал, что тогда я находился в состоянии шока. Он даже удосужился объяснить, почему он выглядит таким спокойным и, следовательно, почему надо отбросить гипотезу о катастрофе.

Перед тем, как проснуться, подобно мне и всем остальным выжившим, Поль был прикован к постели в больнице Святого Жана. Оказывается, с 1974 года (то есть, целых четыре года) старик пребывал в состоянии паралича, и у него не было никакой надежды на выздоровление. Когда однажды он проснулся в этом нереальном мире, то не впал в панику, скорее, наоборот, обрадовался: ведь отныне к нему вернулась способность двигаться! Но, хотя это оказалось приятным сюрпризом для него, Поль поначалу был убежден, что стал жертвой некоей особой галлюцинации. Он понимал, что его конечности могли вновь обрести подвижность только благодаря чуду. После четырех лет, проведенных на больничном ложе, мышцы старика, несмотря на ежедневный массаж, практически атрофировались. Внезапное излечение не вписывалось в его представления о действительности. К тому же, впоследствии, в ходе своих скитаний по городу, Поль не раз видел "миражи": силуэты, возникающие из ниоткуда и тут же пропадающие, обрывки разговоров невидимых собеседников. Однажды, когда он забрел в школу, на классной доске перед ним вдруг стали мгновенно появляться и исчезать слова!..

Гипотеза Поля казалась мне логичной, но я с трудом мог допустить, что она применима и ко мне. Еще вчера я спокойно предавался своим обычным занятиям, работал. Я ссорился с женой, хотя жить вместе нам оставались считанные дни. На мой взгляд, я вел нормальный образ жизни, и к тому же, у меня не было никаких странных видений.

Тогда Поль добавил, что у трех десятков людей, оказавшихся в таких же обстоятельствах, как и мы с ним, имеется нечто общее. Каждый из них находился в бедственном положении - как общественном, так и семейном. Это были вдовцы, холостяки, разведенные супруги - как и я… Самого Поля на протяжении всей его болезни ни разу никто не навестил в больнице. Его жена скончалась десять лет назад, а детей у них не было. Остальные его родственники были разбросаны по всей Франции и общались с ним только посредством традиционных почтовых открыток с новогодними поздравлениями. Где уж тут навестить в больнице старого дядюшку-инвалида!.. Что же касается друзей Поля, то одни из них умерли, а другие, видимо, полагали, что посещать беднягу-паралитика - напрасное занятие.

Мысленно я вновь вернулся к своему собственному случаю. Какое значение я мог бы иметь в глазах своей жены и коллег по работе? Мы жили в обстановке полного безразличия друг к другу. Кэти уже начала устраивать свою новую жизнь. Она планировала ее без моего участия. Она ужинала с неизвестными мне дружками.

А потом Поль рассказал мне про Беркли.

***

Прежде чем выйти на пенсию, Поль больше двадцати пяти лет преподавал философию в университете. Джордж Беркли был ирландским философом XVIII века, создавшим теорию так называемого "имматериализма".

Если излагать в общих чертах, рассказывал мне Поль, то Беркли считал, что материя не существует, а все вещи и индивидуумы являются лишь образами, созданными нашим менталитетом.

Думаю, мне удалось вникнуть в то, что хотел мне внушить Поль: изменение нашего психического состояния может вызывать изменения реальности. Таким образом, всё, что мы сейчас видим вокруг нас, присутствует, но всё остальное исчезло из-за какого-то сбоя в работе нашего мозга, вызванного, к примеру, кровоизлиянием или закупоркой сосудов.

Но кое-что оставалось для меня непонятным. Поль объяснил, что я подхожу к проблему не с той стороны, с какой следует. Все наше существование обусловлено взглядами других людей. Мы существуем лишь благодаря тому, что люди на нас смотрят, разговаривают с нами, думают о нас. Поэтому, когда мы теряем всякую значимость в их глазах, что с нами происходит? Верно: однажды утром мы просыпаемся, лишенные памяти, и все люди куда-то исчезли, а предметы кажутся "другими".

Таково было предположение Поля. Оно наверняка в чем-то расходилось со взглядами Беркли (который уж точно был не из тех, кого можно забыть!), но Поль считал, что его идея заслуживает того, чтобы взять ее на вооружение… за неимением лучшего.

***

Время остановилось, и ночь до сих пор так и не наступила, хотя я уверен, что мы находимся в этом несуществующем мире уже почти неделю. Не могу сказать точнее, потому что у нас нет "настоящих" часов. Поль привел меня в кафе, который служит пунктом сбора для оставшихся в живых (я так и не привык называть их как-то иначе). Мы обсудили множество гипотез с нашими товарищами по несчастью. В самом деле, теория Поля не нашла у них отклика. Думаю, никому не хочется признавать, что он одинок, всеми забыт и по этой причине оказался выброшенным за борт корабля реальности.

Однако версия моего нового друга хотя бы не грешит по части фактов. Во время наших многочисленных походов по городу и его окрестностям перед нашими глазами частенько возникали те "миражи", о которых упоминал Поль. Мы различали смутные силуэты мужчин и женщин, машин, несущихся на всей скорости. Видения появлялись и исчезали раньше, чем мы сталкивались с ними. Иногда мы слышали шум городского движения.

Но то, что побудило меня описать свои приключения, произошло, когда мы зашли в какой-то муниципальный жилой дом для бедных семей. Я находился в детской и увидел тетрадь, лежавшую на письменном столе. Строчки, выведенные синими чернилами, возникали в тетради сами по себе, без чьего-либо вмешательства! По моей спине пробежал холодок. Потом я спросил себя: чувствует ли автор этих строк - будь то девочка или мальчик - мое присутствие? В любом случае, я мог читать то, что выводила невидимая рука слово за словом:

Я существую
Ты существуешь
Он, она существует
Мы существуем
Вы существуете

Они существуют

Потом ребенок принялся спрягать глагол в прошлом и будущем времени.

Именно тогда ко мне и пришла идея - а почему бы мне не поступить так же? Я мог попытаться передать людям сообщение с ТОЙ стороны. Мы не нашли бумаги, но Поль всегда носит с собой фломастер, который он нашел в столе Катрин. А в качестве поверхности для письма сгодится стена моей квартиры. Обои на ней - "настоящие" и светлого оттенка, так что следы фломастера на них будут хорошо заметны.

Именно так я и поступил. Я изложил свою историю на стене нашей гостиной и надеюсь, что, увидев ее, Катрин или кто-нибудь другой сможет нам помочь. Я не знаю своего имени, но я - совладелец этой квартиры и муж Катрин. Поэтому вам не должно составить большого труда узнать, кто я. Во всяком случае, я очень надеюсь на это…

***

Судебный медик господин Кальва подошел к инспектору Жослену.

- Смерть, вероятно, произошла между тремя и половиной четвертого, - равнодушно сообщил он.

Инспектор Жослен приблизился к кровати. Простыни были испачканы кровью жертвы, кусочки мозга присохли к стене спальни. Вокруг кровати суетились сотрудники экспертного отдела полиции. Одни снимали отпечатки пальцев и брали образцы крови для последующего анализа. Другие делали для будущего судебного процесса фотоснимки места преступления во всех ракурсах.

Жослен подошел к одному из полицейских.

- Вы уже сняли отпечатки с револьвера? - спросил он, стараясь не глядеть на труп.

- Да, и уже отправили в лабораторию.

Инспектор никак не мог поверить, что всё это происходит на самом деле. Он подошел к убийце, который был из числа его коллег, и присел рядом с ним на корточки. Человек, который с отсутствующим видом созерцал стену, видимо, и убил свою жену этой ночью. Три пули в лицо, да еще в упор - зрелище не для слабонервных. Вот дерьмо!..

Жослен не очень хорошо знал этого типа, он даже не припоминал, как его зовут. Они работали вместе во время двух или трех выездов на места происшествия, но у Жослена осталось лишь смутное воспоминание о личности своего напарника.

Один из экспертов по фамилии Корбье сообщил инспектору, что у Стефана - вроде бы так звали типа, сидящего напротив стены, - были проблемы с женой. По словам полицейского, они вот-вот должны были развестись.

- Вот дерьмо! - повторил вслух инспектор.

Судебный медик похлопал его по плечу:

- С ним бесполезно говорить: он слетел с катушек.

- Кататония? - спросил Жослен.

- Наверное.

Человек сидел, выпрямившись, на диване и неотрывно смотрел на стену. Лицо его ничего не выражало.

- На что он так пялится? - осведомился инспектор.

Медик пожал плечами:

- Это одному богу известно.

Буврон (Франция), 10 февраля 1997 года.

Перевод с французского.