Хосе Антонио дель Валье (Испания)

ДЕРЬМОВОЕ ДЕЛО

 

— Как вы себя чувствуете сегодня, господин Мюллер? — спросил человек, чье тело было почти полностью скрыто большим дубовым столом.

Он был очень маленького роста, поэтому складывалось комичное впечатление, будто над столом торчит говорящая голова. Кабинет был просторным, с большими окнами, но они были частично закрыты толстыми решетками, от которых в помещение падала узорная тень. Стены были увешаны полками с книгами в роскошном переплете — в основном, это были научные труды по медицине.

— Я немного не в себе, — выдавил человек, стоявший посреди кабинета. — Абсолютно не помню, что со мной случилось.

— Вообще-то, мы называем это острым приступом депрессии, но вслед за этим приступом у вас наступило состояние комы, которое длилось … некоторое время.

— Сколько именно? — поинтересовался Мюллер, пытаясь взглянуть на свои наручные часы. Однако часов на запястье не оказалось, и он с досадой поморщился.

— Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы, чтобы вы рассказали мне о том, что осталось в вашей памяти. Если это вам нетрудно, конечно. Присядьте, пожалуйста.

В течение нескольких секунд Мюллер продолжал стоять с ничего не выражающим лицом, глядя в окно кабинета. Солнце стояло низко над горизонтом, и это было все, что он видел. Еще можно было сделать вывод, что кабинет находится на определенной высоте. А еще из окна можно было наблюдать за голубями, чьи гнезда наверняка находились под крышами более низких крыльев здания, которое внешне ничем не отличалось от других корпусов Агентства.

Наконец Мюллер сел, но продолжал молчать.

— Меня зовут доктор Торрес, и я работаю в Агентстве, — сообщил сидевший за столом, знаком отпуская санитара, который привел Мюллера, и включая небольшой черный диктофон, установленный на столе. — Поэтому можете рассказывать мне всё без опаски: ведь, помимо клятвы Гиппократа, я дал ту же расписку о неразглашении, что и вы, и…

— Эпопея с “Гулливером Фойлом” завершилась успешно? — перебил его Мюллер.

— Да, все в порядке, но боюсь, что, прежде чем я расскажу вам что-либо, нам следует вернуться к вашим последним воспоминаниям. Мы думаем, что ваш внезапный срыв вызван переутомлением от слишком напряженной работы и, кроме того, сильным впечатлением от тех фотоснимков, которые отправил на Землю “Гулливер Фойл” с объекта, получившего наименование “Харон”, перед тем, как…

— Харон? — вновь перебил собеседника Мюллер. — Значит, этому… этой штуке уже подобрали название?

— Причем весьма подходящее, вы не находите? — улыбнулся психиатр, но Мюллер лишь криво усмехнулся. — Итак, как я уже сказал, на вас что-то сильно повлияло. Может быть, это был вывод о существовании Иного Разума, который…

— Ничуть, доктор. Фотографии лишь подтвердили то, что мы уже знали. Вам должно быть известно, что в течение нескольких лет я участвовал в проекте SETI. И уже видел раньше элементы, подобные тем, из которых состоит Харон. Это было несколько лет тому назад, причем на Земле.

Врач пожал плечами, давая понять, что сообщение пациента перечеркивает все его предположения.

— Что ж, это меняет дело, — сказал он. — Значит, то, что с вами случилось, было вызвано мгновенным стрессом.

— Возможно, вы провели немало бессонных ночей, изучая мою историю болезни, но, на мой взгляд, вы все еще не понимаете, о чем идет речь. Дело в том, что мы обнаружили Харон несколько лет назад. И я тоже участвовал в работе над этой проблемой, на решение которой было затрачено немало времени и средств. Скажите-ка, доктор: известна ли вам история открытия планет Солнечной Системы?

Очень поверхностно.

Психиатр сменил позу в кресле, что выразилось только в изменении угла наклона “говорящей головы”. Лицо его выражало чисто профессиональный интерес к словам пациента.

— Тогда я должен вам сказать, что в большинстве случаев существование каждой новой планеты выводилось задолго до ее визуального обнаружения на основе ее влияния на орбиты уже известных планет, согласно законам Ньютона. О существовании Харона человечество также узнало заранее по его гравитационному воздействию на Плутон, но космос слишком велик, поэтому засечь Харон удалось лишь несколько лет назад. Это был очень любопытный объект по сравнению со всеми предыдущими планетами. Он не испускал никаких электромагнитных волн, а определить его состав было слишком трудно с помощью имеющихся телескопов. Поэтому мы и решили включить его в маршрут “Гулливера”.

— Понятно, — сказал психиатр. — Хотите сигарету?

Да, спасибо. У меня такое ощущение, будто я не курил уже целую вечность.

Врач нажал потайную кнопку, и в столешнице открылся отсек, где лежали сигареты различных марок, гаванские сигары и зажигалка с логотипом Агентства.

— Вы сказали, что раньше уже видели на Земле нечто, подобное Харону, — продолжал врач, выпуская изо рта почти идеальное кольцо табачного дыма.

— Да, верно. Несколько лет назад меня включили в состав экспедиции, проводившейся под эгидой ООН. Речь шла о странной эпидемии, охватившей обширный район сельвы в Эквадоре. По всей видимости, она была вызвана неизвестной бактерией, которая уничтожала всю растительность с поистине пугающей быстротой. Как вы знаете, я не биолог, поэтому сначала был удивлен тем, что меня привлекли к этому делу. Туда была направлена группа первого контакта SETI почти в полном составе, потому что вспышке эпидемии предшествовал сильный взрыв, вызвавший лесной пожар значительных размеров и заставлявший предположить, что речь шла о падении крупного небесного тела. Вы же знаете, какой психоз нагнетается прессой в отношении астероидов, которые вот-вот столкнутся с Землей. Но когда мы прибыли на место, эпидемия уже прекратилась сама собой, и для сельвы все закончилось удачно. Последующие исследования показали, что бактерия стала составной частью экосистемы, и ее действие в качестве комменсала уже не было пагубным для окружающей среды. Думаю, что вы помните те события, потому что тогда был создан новый антибиотик на основе энзимов, которые производила данная бактерия.

— Астроцилин.

— Да, именно так его и назвали, — согласился Мюллер с кислой гримасой. — А в эпицентре бедствия мы встретили воинское подразделение по ликвидации последствий применения биологического оружия из Бетезды (Бетезда - город в штате Мэриленд (США), где сосредоточены различные научно-исследовательские центры, в основном, в области биологии. - Прим. перев.). Оказывается, оно с самого начала занималось этой проблемой. Вообще-то, на наш взгляд, присутствие военных в этом месте дурно пахло. Вы же знаете, что общественность обычно с подозрением относится к эпидемиям, в которых замешаны американские военные, тем более, что они всегда ведут себя на территории иностранных государств, как слон в посудной лавке… Они-то и показали нам это.

— На объект, аналогичный Харону? — попытался уточнить психиатр.

— Нет-нет, не путайте... В Солнечной Системе нет ничего аналогичного Харону. Артефакт, способный влиять на орбиты планет, должен быть не малых размеров. То, что мы обнаружили в сельве, скорее, было одним из элементов его структуры. В самом деле, по фотоснимкам “Гулливера” можно сделать вывод о том, что та штука, которую мы нашли, была модулем, аналогичным тем, из которых состоит Харон. Это была отливающая перламутром сфера диаметром чуть более пяти метров. На ее поверхности выступали какие-то странные знаки, и вот тут-то и требовалось мое вмешательство. Сфера была наполовину погружена в грунт, а вокруг нее были разбросаны обгоревшие обломки. С вертолета это очень напоминало снимки местности после взрыва на сибирской реке Тунгуске в 1908 году. Правда, нас заверили, что радиации там нет. Видимо, часть содержимого сферы просочилась наружу и впоследствии вызвала эпидемию, несмотря на то, что всё в округе было сожжено. Техники сказали, что вирус, возможно, выжил благодаря речке, которая имеется в зоне взрыва. Утечка могла произойти в воду. Однако в корпусе объекта не было обнаружено ни отверстий, ни даже малейшей трещины.

— Вам удалось выяснить, что же было в этой сфере? — спросил явно заинтригованный психиатр.

— Да, но для этого понадобилось несколько месяцев работы. Корпус сферы был из необычного полимера, который по своей прочности превосходил самые твердые из всех известных нам материалов. Его внутренний отсек был разделен на несколько частей, в каждой из которых мы нашли несколько тонн металлов и пластмасс, включая и такие, которые нам были абсолютно неизвестны. Однако больше всего в шаре было органического вещества.

— Вы хотите сказать, что в объекте содержалась жизнь?

— Кажется, там были найдены различные виды анаэробных бактерий в виде спор и какой-то вирус, но большинство органики было представлено жидким раствором, содержащим нитрогенные токсические вещества. А еще там были органические удобрения всех типов, начиная с глюцидов и кончая белковыми коллоидными соединениями. По всей видимости, такая смесь не имела особого предназначения, хотя некоторые исследователи имели особое мнение на этот счет.

— Несомненно, все это очень интересно, но я не вижу тут связи с приступом, который случился с вами в зале управления полетом “Гулливера”.

— Именно это я и пытаюсь вам объяснить. Мое участие в эквадорианском проекте заключалось в том, чтобы попытаться расшифровать знаки на корпусе сферы, но, к сожалению, в этой части научных исследований мы продвинулись меньше всего. Практически невозможно расшифровать неизвестный алфавит, если не знаешь язык, к которому он относится. А в данном случае мы даже не могли представить образ мышления существ, построивших такой аппарат. Мы предполагали, что речь может идти о какой-нибудь идентификационной или предупреждающей надписи либо об инструкции по обслуживанию, — словом, о том, что обычно наносится на корпус наших кораблей. Но нам была неизвестна психология создателей шара, так что таинственные значки вполне могли оказаться, например, молитвой или кулинарным рецептом. Выдвигалось множество гипотез о предназначении сферы, и боюсь, что истинной могла оказаться самая дурацкая из них. Кажется, где-то в Швейцарии есть подземный центр, битком набитый компьютерами, которые до сих пор пытаются расшифровать эту надпись. А меня по истечении того срока, который начальство сочло достаточным для попыток разгадать тайну неземных знаков, подключили к проекту “Гулливер Фойл”. Благодаря этому я оказался в нужном месте, когда станция сфотографировала эту штуку.

— Значит, я все-таки был прав, и ваш припадок был вызван именно этим открытием?.. Знаете, я не раз просматривал видеозапись того инцидента. Как вы, сидя в ярко освещенном зале, созерцаете “Гулливер” почти с отцовской гордостью. Ничто не противоречит представлению о вас как о человеке со стальными нервами — а именно такой вывод был сделан на основе пройденных вами психологических тестов при поступлении в Агентство. Потом начали поступать кадры с изображениями Харона, и вы утратили дар речи, уставившись в экран контрольного монитора на добрых десять минут. Я сотни раз просматривал тот момент, когда выражение вашего лица вдруг резко меняется и вы нападаете на одного из техников, швыряя ему в лицо фарфоровую чашку, в которой, как мне сказали, был горячий чай. Я видел, как вы кричите, что кто-то должен положить этому конец, словно сумасшедший, но я так и не понял, какая муха вас тогда укусила. Не откажите в любезности пояснить это хотя бы сейчас.

Мюллер с трудом выдержал прямой взгляд врача. Для него все это случилось не далее как вчера, и он ощутил себя ребенком, совершившим позорный поступок на глазах у всех. Виновато улыбаясь, он произнес:

— Значит, теперь мне придется объясниться не только с вами. Что стало с техником, на которого я набросился?

— О, не беспокойтесь. Он пострадал, скорее, морально, чем физически. К тому же, успех миссии “Гулливера” быстро заставил его забыть об этом инциденте. Но, скажите, что же вы разглядели на тех фотоснимках?

Мюллер расслабился. Казалось, он был рад тому, что теперь может дать разъяснения или, по крайней мере, попытаться сделать это.

— Вы не можете себе представить, доктор, что это такое — работать над раскрытием тайны на протяжении нескольких месяцев. Когда исчерпаны все возможные зацепки для ее разгадки, остается лишь обратиться к самым абсурдным гипотезам. Вспомните, как наука вновь взяла на вооружение теорию катастроф Кювье в качестве своего излюбленного объяснения неизведанного, когда Альварес объяснил причины иридиевой аномалии в Губио (иридиевая аномалия - находка, сделанная американским геологом Уолтером Альваресом в 1977 году в ущелье неподалеку от итальянского города Губио. На большой глубине был найден тонкий пласт глины с содержанием иридия, в 300 раз превышающим норму. Этот слой залегал на глубине геологической границы между мезозоем и кайнозоем - время, когда вымерли динозавры. Поскольку обычно содержание иридия в земной коре ничтожно, а в метеоритах концентрация этого вещества почти в 20000 раз больше, Альварес предположил, что иридиевая аномалия возникла вследствие падения крупного космического тела, вызвавшего глобальную катастрофу, погубившую динозавров. Это предположение до сих пор остается гипотезой. - Прим. перев.). Если что-то можно объяснить столкновением с внеземным объектом, то причины, которые бросаются в глаза, становятся ненужными. Это та же знаменитая “бритва Оккама”, только вывернутая наизнанку. Да вы и сами знаете, что наука, в том числе и медицина, не свободна от веяний моды: в девятнадцатом веке, когда были открыты микроорганизмы и их патогенные свойства, им приписывали все, что не имело известного происхождения. То же самое происходило и с генами, и с иммунитетом, насколько мне известно.

— Верно, — признал врач. — А вы действительно имели дело с реальным небесным телом, которое столкнулось с Землей.

— Вот именно! И дело было не только в этом. Шар почти до краев был заполнен органической материей. Настоящий первоначальный бульон, содержащий аминокислоты, жиры, мочевину и даже микроорганизмы в латентном состоянии! Знаете, что это означает? На протяжении многих лет ученые стремились воссоздать условия, в которых возникла жизнь. Эти исследования привели к тому, что мы научились создавать белки и нуклеиновые кислоты из инертной материи. С помощью электрических разрядов и ультрафиолетовых лучей были созданы лишь наброски плазменных мембран и самореплицирующихся цепочек АДН. Но дальше этого мы не продвинулись и так и не создали ни одного по-настоящему живого существа!

— Но в нашем распоряжении не было многих миллиардов лет, на протяжении которых происходила эволюция, — с усмешкой заметил психиатр. По его лицу можно было понять, что он не впервые участвует в подобных дискуссиях с пациентами.

— Да, это главная отговорка. Я не специалист, но все же знаю, в чем эволюция остается для нас необъяснимой. Мы сумели понять, что молекула АДН при ее раздвоении имеет больше шансов продлить свое существование, и если она окружена двойной липидной оболочкой, то может существовать с определенной независимостью от окружающей среды, да и вероятность взаимодействия молекул в этом случае возрастает. Но подняться на следующую ступень гораздо труднее. Речь идет о создании механизма, который связывает репликацию нуклеиновых кислот с синтезом белков. Это довольно темное место в процессе эволюции, если учесть, что необходимо множество промежуточных звеньев, которые сами никуда не ведут.

— То же самое мы могли бы сказать и о многих других сложных этапах эволюции, — возразил доктор. — Например, сегодня нам известно, что перья у птиц появились намного раньше, чем они начали летать.

— Да, но функцию этого элемента можно установить. Оперение яркой расцветки требовалось, в частности, чтобы привлекать особей противоположного пола. В отношении же рибосом какая-либо логика отсутствует, ведь речь идет о таких сложных структурах, что даже предполагалось, будто это могут быть бактерии, которые в какой-то момент установили симбиотическую связь с будущей эвкариотической клеткой. То же самое относится и к митохондриям. С трудом верится в независимую эволюцию этих органелл, не впадая в ошибочное представление этого процесса как пути к заранее установленной цели. Но давайте представим себе, как в далеком прошлом один из этих артефактов с органической материей и с живыми существами на борту падает на нашу планету…

— Да-да, — перебил Мюллера психиатр. — И у нас возникнет та же проблема, потому что, как бы жизнь ни возникла, но должно было быть место, где она стала развиваться первой. В этом заключалась причина отказа от теорий о космическом посеве в конце двадцатого века, поскольку они ничего не объясняли до конца.

— Да, это так, но теперь у нас есть доказательство того, что нечто подобное могло произойти. Огромный космический объект, образованный сферами, которые, насколько нам известно, похожи на шар, найденный в Эквадоре. Фотоснимки “Гулливера Фойла” показывают, что этот объект состоит из компактного ядра и периферического облака в виде парящих в невесомости сферических модулей. Ничто не препятствует тому, чтобы под воздействием гравитационных сил притяжения они рассеялись по всей Солнечной системе, хотя раньше мы их никогда не замечали.

— Постойте, постойте. Уж не хотите ли вы сказать, что если жизнь возникла благодаря одной из этих сфер, то возраст Харона должен быть?..

— Около четырех миллиардов лет.

Врач торжествующе улыбнулся.

— Ничто не может быть таким древним, — сказал он.

— Почему? Если бы вы видели под микроскопом структуру полимера, из которого состоит оболочка такого шара!.. Уверяю вас, никто еще не встречал такие странные виды материи. К тому же, речь идет не только о четырех миллиардах лет. Современная конфигурация Харона свидетельствует о том, что он образовался из некогда компактной массы, и с учетом запаса прочности модулей можно сделать вывод, что прошло немало времени, прежде чем они сумели оторваться от центрального ядра. Четыре миллиарда лет тому назад уже должна была существовать целая туча таких модулей, парящих в космическом пространстве. По крайней мере, их количество было достаточно для того, чтобы один из них смог долететь до Земли.

Все это ни на чем не основанные измышления.

— Возможно, но они дают довольно разумное объяснение многим фактам. Как вы, вероятно, знаете, существует гипотеза о периодическом вымирании различных видов живых организмов. Однако причина этой периодичности неизвестна. Может быть, она заключается в том, что через определенные промежутки времени Земля подвергается бомбардировке сферами Харона?

— Вы имеете в виду динозавров?

— В том числе. 65 миллионов лет назад что-то столкнулось с Землей. Это вполне мог быть один из наших объектов, несущий слишком патогенные бактерии, которые…

— Стоп-стоп! А как быть с иридием? Ведь гипотеза о столкновении планеты с массивным небесным телом была основана на большом содержании в стратах той эпохи иридия метеоритного происхождения. А ведь, по вашим словам, шар в Эквадоре даже не раскололся при падении.

— Нет, не раскололся, но в его корпусе был найден иридий в большом количестве.

Врач недоверчиво посмотрел на Мюллера.

— Но ведь, чтобы допустить такую возможность, вы должны были знать о существовании Харона, поскольку один-единственный шар еще ни о чем не говорит.

— Тем не менее, большинство подобных гипотез было выдвинуто эквадорианской экспедицией. Во-первых, нет оснований полагать, что наш шар был единственным, а во-вторых, я уже говорил вам, что мы тогда дали волю воображению, чтобы найти объяснение этому таинственному феномену. Теперь вы должны понять мое состояние, когда начали поступать фотографии Харона, и многие из наших предположений стали получать подтверждение.

— Я все равно не понимаю причину вашей агрессивной реакции.

— Вы сами только что подобрали ключ к разгадке, — сказал Мюллер, и глаза его странно заблестели. — Мне крайне необходимо узнать все о полете “Гулливера”!

Психиатр отрицательно покачал головой все с тем же озабоченным выражением лица:

— Я уже сказал, что для того, чтобы вас выписали из психиатрического отделения, я должен поставить вам каузальный диагноз. Мы еще не уверены в том, что ваш срыв не повторится, если вы узнаете последние новости о станции.

— Скажите хотя бы, сколько времени я уже нахожусь здесь?

— Это не входит в мои полномочия, — пожав плечами, ответил врач. — Но вернемся к вашим словам о том, что я нашел ключ к разгадке вашего.. вашего….

— Да, к разгадке моего приступа паники.

— И в чем же он заключается?

— Вы сказали, что Харону должно быть около 4 миллиардов лет, а я возразил, что он древнее, чем вы думаете.

— Да, это так.

— Представьте себе на миг цивилизацию, способную создавать такие артефакты… бог знает сколько времени тому назад!

— Что ж, от одной мысли об этом кружится голова, но я все равно не вижу связь…

— Как бы вы предстали перед Богом?

— Если он все еще существует спустя столько времени.

— Поверьте мне: он существует.

Мюллер произнес это с такой уверенностью, что психиатр растерялся. Раньше он уже встречал подобную уверенность только у пациентов с симптомом параноидальной шизофрении и с другими психозами.

— Однако ничто не вынуждает нас полагать, что они враждебно настроены по отношению к нам, — попытался возразить врач. — Конечно, первый контакт с Иным Разумом требует осторожности с нашей стороны, и, возможно, мы поспешили, отправив “Гулливера” к звездам, хотя вы лучше, чем кто-либо другой, знаете, что на подобный случай конструкторы станции предусмотрели специальную протокольную процедуру. Но, судя по всем признакам, суперцивилизация, которую мы обнаружили, не может оказаться враждебной. И по-моему, объект, который мы назвали Хароном, является ничем иным, как Сеятелем Жизни.

— Вы действительно так думаете? — спросил Мюллер, в последний раз затягиваясь сигаретой.

— Да, и в этом смысле можно сказать, что мы увидели Бога. Ведь вы же сами сказали, что этот артефакт находится здесь, чтобы порождать жизнь.

— Я этого не говорил, — возразил пациент. — Боюсь, доктор, что у вас сложилось весьма романтическое представление о сущности Харона. То, что он фактически создал жизнь на Земле, не означает, что именно в этом заключалась его миссия. Тем более, что это как-то глупо: оставить на планете предмет, для разложения которого потребуются миллионы лет, чтобы создать нечто такое, что теоретически может покончить с Создателем.

— Пути Господни… — с легкой усмешкой процитировал врач.

— Лично я не вижу в этом ничего смешного! — оскорбленно сказал Мюллер.

— Простите, господин Мюллер, но я не вижу, к чему вы клоните. Я не понимаю, чем еще может оказаться Харон, этот гигантский сгусток органической материи, если не источником первоначального бульона, который предназначен для того, чтобы его проливали. Все, что вы мне рассказали, не имеет другого объяснения. Вы сами подтолкнули меня к нему.

— Ошибаетесь, доктор. Я верю, что эта штука породила жизнь на Земле, однако мои теории о ее изначальной функции покажутся вам нездоровыми фантазиями. Знаете, когда мы бились над загадкой эквадорианского артефакта, один из моих коллег заявил, что запах, исходящий из шара, напоминает ему мусорный контейнер, и все мы согласились с этим. Я готов поспорить, что в Хароне до сих пор не нашли ни центра управления, ни чего-нибудь подобного. Потому что в сфере, с которой мы работали в Эквадоре, не было никаких механизмов — лишь обломки металла и пластика и органическое вещество. Это был всего лишь контейнер.

— Вы хотите меня убедить в том, что Харон — не более, чем?..

— Гигантская свалка.

Теперь врач был убежден, что имеет дело с трудным пациентом. Собрав всю силу воли, психиатр постарался избежать гримасы пренебрежения: это было бы непрофессионально с его стороны.

— Хм, это любопытный взгляд на вещи, хотя, возможно, вы правы… Если смотреть на это не с романтической точки зрения, то почему бы и нет? Хотя трудно представить цивилизацию, которая производит такое количество мусора, что ей требуются целые звездные системы в качестве свалки отходов. А мы считаем, что только человек не заботится об окружающей среде.

— Да, это все та же беззаботность, от которой страдали еще наши предки, только в космическом масштабе. Кто станет беспокоиться о загрязнении окружающей среды, если в качестве мусоропровода можно использовать целую галактику?

— Вы хотите сказать, что ваш “приступ паники” был обусловлен страхом перед подобной культурой?

— Вовсе нет! — нетерпеливо сказал Мюллер. — Я же еще не закончил! Харон создал жизнь в Солнечной Системе, это верно. Но он сделал это не намеренно, вот что ясно. С точки зрения людей, можно было бы сказать, что утечка со свалки заразила окружающую среду в ближайших к ней районах.

— Послушайте, считать жизнь загрязнением окружающей среды — по-моему, это слишком!.. А вы так не считаете?

— Знаете, раньше на свалках Земли процветало такое количество микробов и животных, что они создавали свои особые экосистемы. Там жили лисы, чайки, крысы — особенно крысы. Крысы превратили свалки в свои излюбленные места обитания, они царствовали на свалках так же, как человек — на планете.

— Господин Мюллер, — прервал пациента врач, которому уже надоели иносказания, — но ведь крысы не создали такую цивилизацию, как люди. Они не обрели контроль над средой обитания, как человечество, никогда не покидали эту среду и не осваивали другие планеты.

— А вот тут вы тоже ошибаетесь. Они неоднократно пытались покинуть свою среду обитания и вторгнуться в наш мир. И порой им почти удавалось сделать это, но человек в конце концов всегда истреблял их. Они были грязными, они разносили болезни, они не приносили человеку ничего хорошего, хотя мы сами создали те свалки, из которых они вышли.

Психиатр на несколько секунд погрузился в молчание. Его голова была единственной видимой частью его тела, но сейчас казалось, что она стала маленькой и сморщенной. Наконец, он затушил окурок сигары в тяжелой мраморной пепельнице.

— Я должен вам кое-что рассказать, — сказал он.

Мюллер облегченно вздохнул.

— Ваш приступ паники произошел три месяца назад. С тех пор вы находились в состоянии полной прострации вплоть до сегодняшнего дня. Мы опасались, что потеряем вас навсегда. Однако за это время произошло много событий. Три дня спустя после гиперпрыжка к Альфе Центавра “Гулливер Фойл” вернулся с тоннами информации об этой звездной системе. А десять дней назад рядом с Хароном было обнаружено новое космическое тело, и, судя по показаниям зондов, оно движется. Этот объект направляется к нам, испуская сигналы на всех радиочастотах, однако мы не можем расшифровать эти сообщения.

Мюллер не сказал ни слова. Казалось, именно это он и ожидал услышать. Он встал и снова стал смотреть на голубей. На улице нещадно палило солнце.

— Надеюсь, что это не команда по уничтожению грызунов, — наконец, сказал он.

Перевод с испанского

ДЕЛЬ ВАЛЬЕ, Хосе Антонио

(Del Valle, Jose Antonio)

 

Известный испанский писатель-фантаст Хосе Антонио дель Валье родился в 1972 году. Изучал медицину, историю. Начал печататься с 1999 года. Являлся содиректором испанского фэнзина “Ла Плага”. Несмотря на относительно малый творческий стаж, неоднократно становился обладателем жанровых и литератруных премий начиная с 2001 года. Рассказы дель Валье печатались в основном в фэнзинах, антологиях, а также в “серьезных” журналах НФ, таких как “Артифекс” и “Азимов”. Рассказ “Дерьмовое дело” был удостоен премии имени Доминго Сантоса в 2001 году.

 

[Hit Counter]

Hosted by uCoz